— Да тебе, — мама берет Юлю за руку, — это будет неинтересно, думаю, там еще нет тебя вроде бы. Посмотри, что там написано, — говорит она, выкидывает сигарету и закрывает окно. — Виктор, можете чуть кондиционер поубавить, а то совсем холодно в машине?
— Тут ничего нет, — говорю я, — ничего не написано.
— Странно, дай глянуть. — Я протягиваю маме кассету, и она ее вертит в руке. — Он обычно все подписывал, а эту… нет, никогда не видела ее. — Мама возвращает мне кассету обратно.
— Может, там что-то важное, — говорю я.
— Расскажешь потом, — отвечает мама и поворачивается в сторону окна, — если захочешь.
Я убираю кассету обратно в пакет и крепко сжимаю в руках.
— А можно я тоже посмотрю? — спрашивает Юля.
— Конечно, Юль, тебе все можно, — говорю я, мама закуривает еще одну сигарету и снова жалуется на то, что слишком холодно в машине, а мне кажется, что мы сидим в парилке.
Мама говорит, что ей нужно отдохнуть, и уходит в свою комнату, а мы с Юлей отправляемся в гостиную, где она делает нам обоим бутерброды с рикоттой, свежими огурцами и хамоном, ставит чайник и садится рядом со мной за столешницу. Мы сидим молча, каждый раз, когда я хочу что-нибудь сказать, приходит ощущение, что разговор может завести куда-то не туда. Юля молча ест бутерброд и поглядывает на чайник, а я тру лоб и глубоко вздыхаю. Когда чайник щелкает, Юля направляется в его сторону, а я смотрю на нее и думаю о том, что моя сестра что-то скрывает и, если спросить ее напрямую, просто психанет. Сестра возвращается с двумя стаканами чая и садится рядом. Я делаю глоток и давлюсь. Она поворачивается в мою сторону и кладет руку мне на спину, а потом придвигается ближе, обнимает за шею, кладет голову мне на плечо. Мы молча сидим около получаса, потом я иду смотреть кассету, которую мне передал отец, а Юля следует за мной.
Юля садится на кровать, а я — на пол. Включаю телевизор и вставляю кассету в плеер.
— Откуда у тебя плеер? — прерывает тишину Юля.
— Купил недавно, — говорю я. Синий экран начинает мигать и становится черным, потом появляется картинка. Камера показывает часть углового дивана на нашей старой кухне и кусок стены. Потом картинка начинает дрожать, словно кто-то поправляет камеру или закрепляет ее на чем-то, а через несколько секунд из-за нее появляется молодой и еще не седой отец в клетчатой рубашке и голубых джинсах, садится напротив и поправляет дисплей камеры. Видно, что он нервничает и собирается что-то сказать. Я пристально смотрю на него. Отец начинает говорить: