Лишний

Тетя Лена по-прежнему молча смотрит на меня, отчего берет страх и злость, а потом я поворачиваюсь в сторону стеклянной двери на улицу, за которой вижу, как мне кажется, силуэт Юли со спины, она садится в такси и уезжает. Я резко толкаю дверь и выбегаю на улицу под проливной дождь. Бегу за такси, кричу, чтобы машина остановилась, но она выезжает со двора. Достаю телефон, чтобы позвонить Юле, но экран не загорается, и я вспоминаю, что выключил его.

И когда машина выезжает на дорогу, я останавливаюсь и наблюдаю за тем, как она набирает ход и растворяется в потоке дождя и других машин.

Я включаю телефон, который в секунду разрывается от сообщений и пропущенных звонков. Когда нахожу Юлин контакт и собираюсь нажать на кнопку вызова, телефон в руке резко начинает вибрировать, а на дисплее загорается «Катя», и я отвечаю на звонок.

— Андрей, Алекса больше нет! Андрей! — Катя начинает истерично кричать. — Кто-то его убил, блядь! Как и Миру. Андрей! — По голосу я понимаю, что Катя в отчаянии.

— Кать, — говорю я, — Кать, ты одна?

— Да, — продолжает она рыдать.

— А где Артем? — спрашиваю я и слышу Катины всхлипывания.

— Я не знаю, ушел куда-то. Он сказал об Алексе и ушел куда-то. Но прошло уже часа три или четыре, и я тут одна. Мне страшно. Ты где?

— Катя! — громко говорю я, и водитель такси испуганно оборачивается. — Я еду домой! Я знаю, что Алекса больше нет.

— Мы все куда-то уходим. Мне страшно.

— И мне.

— Завтра похороны! — кричит Катя.

— Тогда точно увидимся, — говорю я и слушаю молчание.

Дома у мамы спрашиваю, где Юля, она мне отвечает, что в комнате, а когда я спрашиваю, давно ли она вернулась, мама смотрит на меня чуть затуманенным взглядом и говорит: откуда? На столе пустая винная бутылка, и я больше ни о чем не спрашиваю. Открываю шкаф, вижу куртку сестры. На ощупь не кажется мокрой. Подхожу к двери в комнату сестры. Берусь за ручку, собираюсь зайти, но вместо этого ухожу в свою комнату, где долго плачу не оттого, что за неделю буду хоронить второго друга, и не оттого, что все запутанно, а оттого, что не хочется ни в чем разбираться, хочется просто исчезнуть.

Черный катафалк, точно такой же, как и во сне, медленно пробирается по асфальтированной дорожке между секторами кладбища. За рулем человек в черном костюме, черном галстуке, белой рубашке. На левой руке у него черно-красная повязка, как у футбольного капитана. За катафалком едут два черных микроавтобуса. По знаку адвоката, которого я видел всего пару раз в жизни, колонна останавливается. Алекс всегда мне говорил, что ему можно доверять — он единственный нормальный в компании отца. Адвокат что-то говорит водителю катафалка, потом жестом подзывает молодых людей в черных костюмах и с черно-красными повязками на руках, стоящих возле выкопанной ямы рядом с плитой, на которой изображены родители Алекса. Водитель катафалка открывает заднюю дверь, молодые люди начинают медленно вытягивать темно-коричневый гроб. Из микроавтобусов выходят пассажиры. В основном это знакомые семьи Алекса. Они в черном, кто-то из них плачет, кто-то говорит по телефону или пьет воду. Среди них Катя и Артем. Катя в темных очках, и в руках у нее небольшой букет красных цветов. Она идет, опустив голову, а Артем кивает мне, я киваю в ответ и перевожу взгляд на яму, в которой установлены специальные механические приспособления для того, чтобы опустить гроб на дно. Я стою с Юлей и мамой. Мама плачет. Чуть подальше стоит Света, она вернулась вчера ночью из Европы, на ней черная рубашка с закатанными рукавами, черные укороченные джинсы и красные кроссовки, которые хорошо сочетаются с красной вышитой строчкой в виде кардиограммы на груди. Она о чем-то говорит с Ксюшей в легком черном брючном костюме, под которым виднеется белая майка, а на шее — черный платок с белыми уголками. Артем жмет руку моей маме, потом обнимает Юлю, а после меня. Катя долго обнимает мою маму, они о чем-то грустно перешептываются, потом она прижимает к себе Юлю, ничего не говоря, и становится напротив меня:

— Надо как-то держаться.