Читаем Лишний полностью

На посту охранника никого нет, коридор первого этажа пустой, на полу конфетти и серпантин, на музыкальной колонке лежит включенный микрофон и сильно фонит. Выключаю его. Поднимаюсь по лестнице на четвертый этаж и слышу, как на первом снова раздается писк от колонки. Направляюсь к нашему классу в надежде, что все там. Вижу табличку с номером 401, а под цифрами написано, что это кабинет русского языка. Я стою перед дверью и слышу, что внутри кто-то есть. Хочу зайти, но снова смотрю на номер 401 и отхожу от двери подальше. Потом убегаю в сторону лестницы. Бегу на полной скорости, но коридор почему-то не заканчивается. А где-то сзади открывается дверь 401, и я слышу голос отца, который говорит:

— Андрей?

Но я не поворачиваюсь и бегу дальше. Наконец спускаюсь на первый этаж, бегу, цепляя ногами желтые и розовые ленты серпантина. Толкаю дверь на улицу и вижу Алекса, который стоит за забором школы. Я его зову, но он не слышит меня, а потом подъезжает черный катафалк, и он садится на пассажирское сиденье, и машина уезжает. Я выбегаю за территорию школы и смотрю вслед. Внезапно окно припаркованного рядом белого «мерседеса» открывается, и меня окликает Катя.

— Тебя подбросить? — спрашивает она.

Катафалк выезжает на дорогу, на полной скорости начинает перестраиваться из ряда в ряд. Катя повторяет маневры, а мне становится страшно оттого, что мы сейчас врежемся и погибнем. Катя моргает фарами, чтобы водитель катафалка остановился, но черная машина продолжает лететь по дороге и резко сворачивает влево. Катя успевает нырнуть в поворот, следуя за катафалком. Мы едем по Большой Никитской, на которой почему-то нет людей. Потом черная машина останавливается, за ней тормозит Катя.

Я вижу через заднее окно, что в салоне катафалка лежит гроб. Потом пытаюсь вглядеться в зеркало заднего вида со стороны пассажирского сиденья, но не могу уловить силуэт Алекса.

— Как ты думаешь, почему он хотел оторваться от нас? — спрашиваю я.

Катя смотрит в сторону катафалка и произносит:

— Ему здесь было непросто.

Катафалк включает поворотник и, пересекая две сплошные, медленно уходит в знакомый мне переулок. Катя жмет на педаль, а я кричу:

— Стой!

Катя резко тормозит и поворачивается в мою сторону:

— Ты чего? Ты сам хотел его догнать!

Я смотрю на то, как хвост катафалка пропадает в переулке.

— Мы туда не поедем!

Я выхожу из машины, и, когда хочу закрыть дверь, Катя говорит:

— Забери! Забыл. Может, еще пригодится. — Она протягивает ленту выпускника и уезжает. А я смотрю, как ее машина постепенно пропадает из вида. А потом вижу, что в руке у меня вместо ленты выпускника похоронная лента. Я разворачиваю ее и читаю каллиграфическую подпись, сделанную золотым маркером: «От друзей». Я пытаюсь выбросить ее, но она прилипла к пальцам. Из окна соседнего ресторана кто-то за мной наблюдает, и, когда я поворачиваюсь, вижу, что за столиком сидит мама и смотрит на меня, покачивая головой. Я забегаю в ресторан, в котором, кроме нее, никого нет.

— Мам, а где все? — спрашиваю я, лента все еще в руках.

Мама смотрит на меня. Потом кивком приглашает за стол. Я сажусь напротив нее, она снова смотрит в окно в сторону переулка, где скрылся катафалк.

— Мам, — начинаю я, — а где все?

Мама, не поворачиваясь, отвечает:

— Нет больше никого…

— А где Юля? — спрашиваю я, но мама молчит. — Мам, где Юля?! — Мама продолжает молчать, и у меня внутри все сводит от страха. — Мама, где Юля?! — громко кричу я.

Мама смотрит пристально мне в глаза и отвечает:

— Ждет тебя дома! — За окном проносится черная «ауди», резко пересекает сплошные и сворачивает в переулок. — А вон и ты, торопишься домой! — говорит мама, глядя на уносящийся автомобиль.

— Мам, но я же ведь здесь.

— Нет, Андрей, ты там, — она кивает в сторону переулка.

— Мам, я здесь! 

— Андрей, ты там! Ты по-прежнему там. — Мама говорит с надрывом. — Тебе пора выехать оттуда! — Она встает из-за стола и выходит.

— Мам, ты куда? — спрашиваю я, но она не отвечает. — Мам? Мам?!

К ладоням все еще приклеена лента, я кладу руки на стол и утыкаюсь в них лицом, приговаривая: 

— Выехать оттуда, выехать оттуда, выехать оттуда…

Я открываю глаза и резко встаю с кровати, понимая, что проспал здесь довольно долго. Кладу в карман джинсов полароидный снимок, беру с подоконника белую розу и быстрым шагом отправляюсь в гостиную, ставлю цветок в вазу. И замечаю в пепельнице несколько сигарет с оранжевым фильтром и следами губной помады. Это мои любимые ментоловые «Мальборо», которые я обычно курю в Штатах.

Кладу ключи на стойку тете Лене и направляюсь было к выходу, а потом останавливаюсь, поворачиваюсь в ее сторону и спрашиваю:

— Теть Лен, скажите, пожалуйста, а Юля приходила? Сестра моя. — Она смотрит в мою сторону молча, и мне приходится повторить: — Сестра моя! Юля! Сестра! Вы ее знаете!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза