Лишний

Света рассказывает, как целый день провела с мамой: они ходили в спа, потом обедали, потом поехали по магазинам, потом снова обедали, потом пошли на маникюр, и Света очень сильно устала от мамы, рассказывает она и спрашивает, где Артем, а Катя отвечает, что он отошел и скоро вернется, а Света добавляет, что хорошо, когда люди возвращаются после того, как отходят, а Ксюша начинает громко смеяться, и когда она запрокидывает голову, то ее волосы бьются по моему лицу, и я чувствую как они вкусно пахнут, и мне хочется спросить, что это за аромат, но возвращается Артем. У него расширены зрачки. Я смотрю, как на сцену выходят какие-то музыканты, один из которых садится за ударную, двое других начинают подключать гитары, а я чувствую на себе пристальный взгляд Артема, и, когда поворачиваюсь, он кивает мне, я пожимаю плечами, а он смеется. Ксюша начинает рассказывать, как спала весь день, и вообще, если бы не мой завтрашний отлет, то спала бы дальше, но надо увидеться и попрощаться, а я отвечаю, что мне это очень приятно и что буду рад со всеми встретиться там; все смеются, кроме Кати, которая смотрит на меня грустным взглядом, и мне становится немного неудобно, а Артем ей передает небольшой сверток, который она кладет в карман. Он спрашивает, одна ли она пойдет, а Катя кивает в мою сторону и говорит, что я уже согласился давно, когда я ни на что не соглашался. Катя встает и смотрит на меня, после чего я поднимаюсь, и мы выходим из-за стола, и я понимаю, что никуда не хочу идти, но сесть обратно тоже будет странно, и мы выходим из випа, проходим мимо бара, у которого компания ребят продолжает говорить об исчезнувшем друге, а мне хочется остановиться и подслушать их разговор, но Катя идет слишком быстро, и мне приходится идти за ней.

В кабинке туалета Катя разворачивает пакетик, который ей передал Артем, потом достает из кармана банковскую карточку и высыпает на нее немного белого порошка.

— Дай какую-нибудь карту, — говорит она, и я достаю из кошелька университетскую карточку и передаю ей. Она разделяет на две полоски и просит купюру, и я скручиваю 50 долларов и протягиваю ей; она убирает две дороги и прислоняется к стене, быстро моргая, а потом передает мне пакетик с порошком и карточку, на которой я повторяю все то, что она делала, и беру в руки скрученную купюру, приставляя один ее конец к левой ноздре, а второй — к началу белой полоски на черной карточке. Закрываю глаза, резко вдыхаю носом, проводя купюрой по дорожке, потом повторяю все то же со второй дорожкой, а потом Катя забирает карточку и проводит ее поверхностью по своему языку, а я встаю у стенки напротив нее и смотрю на красную лампу над нами.

— Ну как ты? — спрашивает через минуту Катя.

— Хорошо, — говорю я, — странно.

Катя делает шаг в мою сторону, кладет ладонь мне на шею, обнимает, тянется и целует в губы, прикусывая нижнюю, а потом начинает целовать мой подбородок, шею, виски, я закрываю глаза, и она обхватывает мою голову и целует мои закрытые веки, щеки и снова губы. У меня кружится голова, но она прижимает меня к стенке сильнее, продолжая целовать, потом наклоняет мою голову и упирается носом в волосы, глубоко дышит. Я уворачиваюсь и смотрю в ее черные зрачки, а она начинает расстегивать мне ремень и дышать быстрее. Эхом из зала доносится тяжелая музыка, и я останавливаю ее и говорю:

— Кать…

Она смотрит на меня не моргая и произносит полушепотом с небольшим смешком:

— Андрей!

— Кать, подожди, — говорю я, но она не останавливается, и ее зрачки, как мне кажется, становятся еще больше, и я крепче сжимаю ее руку. — Кать, пожалуйста…

— Андрей, что происходит? — нервно спрашивает она. — Чего ты хочешь, ты скажи мне?

— Кать, все как-то не так, — говорю я, и она отходит к противоположной стенке, скрещивает руки на груди и смотрит на красную лампу. — Прости, Кать, я не знаю, но так не должно быть, наверное.

— А как должно быть? — спрашивает Катя, не глядя на меня, а я застегиваю ремень обратно. — Хочешь, уедем отсюда?

— Нет.

— Я не знаю, Андрюш, что в твоей голове, но я бы все отдала, чтобы в ней находиться. Ты же понимаешь, что я тебя всегда любила… и… люблю, Андрей, — говорит Катя, а я смотрю на нее, и мне становится неуютно и немного совестно.

— Катя, ты очень дорогой мне человек, но…

— Но?

— Но у тебя Артем, а у меня…

— Я уже говорила об Артеме, а у тебя что?

— А у меня все трудно, — отвечаю я, достаю из кармана джинсовки сигареты и закуриваю. — Вообще, у нас все трудно! У всех. Особенно после того, что я узнал вчера.

— У тебя в голове трудно, — отвечает Катя, — но это все можно поправить. А про то, что ты узнал вчера, забудь. Мы все про это забыли.

— Я не знаю, — отвечаю я и выдуваю дым под красную лампу, — мне кажется, что уже ничего не исправить. И что всё как-то связано вокруг. А что, если реально связано?

— Всё в прошлом, Андрей. Ничто не связано. Не думай о том, что было тогда. Думай о настоящем.

— Так в этом настоящем мы в каком-то пиздеце.

— В этом настоящем мы здесь, и с нами все в порядке. Прекрати, слышишь? Может, еще по одной? — Катя достает карточку.