— Да кто вы?! — недоумевающе снова спрашиваю я и смотрю в сторону телефона, который лежит на столе.
— Те, кто пострадал от вас. Не догоняешь? Хотя как ты водишь — ты уж точно должен был давно догнать.
— Я… я сбил вашего сына. Я. Это сделал я. — Голос срывается, из глаз льются слезы. — Я не хотел, правда, клянусь, не хотел никого сбивать! Я ничего не видел. Я просто ехал домой, я ничего не понимал. Мой отец… я видел его с другой женщиной. Я ехал домой к сестре, не видел ничего, плакал, и потом удар… Я ничего не понял. Только помню дождь, перекрытый переулок, ментовские мигалки, люди… отец. Я не хотел…
— Быстро у тебя папа решает проблемы — все у него схвачено.
— Если бы я знал, что так будет, я бы сам сдался.
— Да что ты говоришь! Ну сдался бы ты — и что? Никуда бы это не дошло, не допустил бы он. Мама у тебя публичный человек, отец влиятельный.
— Раньше они были другими, — тихо говорю я.
— Ну, знаешь ли, раньше все были другими. И ты, и они, и я. Сколько лет вы всей семьей не собирались вместе?
— Два года, — говорю я и вспоминаю тот день, когда мы могли остаться дома.
— Вот и встретились.
— Я признаюсь, что сбил вашего сына, я буду сидеть за это, только, пожалуйста, умоляю, спасите мою сестру, прошу! Остановите все это!
— Ты должен мучиться так же, как я.
— Остановите, пожалуйста!
— Нам свидетели не нужны.
— Она ничего не скажет, клянусь. Я поговорю с ней.
— Ни с кем говорить не нужно уже.
— Вас же все равно потом посадят!
— А что мне терять, Андрей? Пусть сажают. У меня не осталось ничего кроме… кроме этой больницы и морга, в котором все уже побывали: мой сын, твои друзья…
— Они здесь были?
— Конечно. А ты думал, кто в протоколе вскрытия ничего не вписал? Они были здесь, Андрей. И мы сейчас здесь, рядом.
— Отправьте меня в морг, но только не ее, умоляю!
— Ты меня утомил. Знаешь, я вижу тебя всего минут десять, а ощущение, что знаю тебя всю жизнь, особенно после того, как начала собирать информацию на тебя и друзей.
— Их больше нет.
— А как же Катя, Артем, Света, Ксюша?
— Прошу… — Я кошусь на телефон и медленно тяну к нему левую руку. — Я очень сожалею, что так вышло с вашим сыном, я часто вспоминаю тот день, мне самому хуево от всего, что тогда произошло. У меня была хорошая жизнь: отец, мама, сестра, все были вместе. Все! Чертов, сука, день! Могли остаться все дома, но… ебаный эфир этот.
— Теперь ты во всем винишь маму? — Женщина встает, берет со спинки стула свою сумочку и проходит в другой конец комнаты, закрывает окно.
— Нет, но если бы она тогда осталась дома, а не поехала бы в этот сраный телецентр, то ничего бы дальше не случилось бы, ничего. Мы все бы остались дома, как хотели отец и Юля. И я не хотел ехать к Свете. Блядь, как трудно! Если бы не мама… Я ее не виню, нет-нет. Но мы могли быть дома, просто у нее был эфир.
— Невиновных нет, — слышу за спиной ее голос и как лязгает замок от сумки, и в этот момент я беру со стола телефон, захожу в сообщения, открываю переписку с отцом. Быстро пишу: «Спаси».
— Ты бы куда больше всего хотел вернуться?
— Что? — Чуть поворачиваюсь назад.
— Куда бы ты хотел вернуться? — Вижу, как она быстрым шагом направляется в мою сторону.
— В утро того дня, — говорю я и поднимаю большой палец, чтобы нажать на кнопку отправки сообщения. И когда я это хочу сделать, она зажимает мой рот, шею пронзает такая острая боль, что из рук вываливается телефон, а я пытаюсь закричать, но ничего не выходит, а потом я чувствую, как у меня перестает шевелиться язык, тело расслабляется и скатывается по стулу.
Я перестаю чувствовать конечности, а в глазах появляется дымка, за которой я вижу ее силуэт, как она кладет шприц обратно в сумку и кидает ее на кушетку, подходит к стеклянному шкафчику, достает из него что-то и быстрым шагом направляется в сторону двери, а я по-прежнему пытаюсь хоть что-то прокричать, но ничего не выходит. И когда она выходит из кабинета, я никого не вижу в коридоре и понимаю, что меня тоже никто не увидит, а потом дверь захлопывается и я закрываю глаза.