Читаем Лишний полностью

Отец поворачивается и кивком головы подзывает нас. Мы направляемся к двери, за которой я не знаю, что происходит, но знаю, что человека за ней надо разбудить. Врач тихо произносит:

— Сразу скажу: мы делаем все, что в наших силах, и будем продолжать делать. За этой дверью крупные специалисты, но пока ваша дочь по-прежнему без сознания. Пульс есть. Она словно просто спит, — говорит врач, — но…

— Но что?! — спрашивает мама.

— Она просто не просыпается и погружается все глубже в сон, — отвечает врач, — если так можно выразиться.

— Это кома? — отец не поднимает головы.

— Это не кома, — говорит врач.

— А что тогда? — спрашиваю я.

Врач немного мнется, словно подбирает слова:

— В ее крови мы обнаружили мидазолам, векурония бромид и…

— Что? — перебивает врача мама. — Что это?

— И еще имеются следы хлорида калия, — заканчивает врач.

— Ничего вообще не понятно! — начинает заводиться мама, а отец чуть сжимает ее локоть. Врач смотрит на нас, и кажется, что он хочет сказать что-то страшное, но постоянно себя сдерживает и протокольно отвечает:

— Каждое из этих веществ имеет свои свойства. Мы боремся, мы все за этой дверью боремся!

— Пустите нас туда, — говорит мама.

— Это невозможно. Туда нельзя, — отвечает врач, — только медперсонал.

— Она будет жить? — тихо спрашиваю я, и все замолкают. — Она будет жить или нет?

Несколько секунд мы молча смотрим на врача, и ощущение, будто бы в этом звенящем молчании проходит целая вечность. Врач снова берет слово:

— Если бы ее не обнаружили, еще минут десять — и мы бы ничего не смогли уже сделать. Препараты колол профессионал.

— В смысле? — спрашивает отец.

— Это точно был человек, имеющий медицинский опыт.

— Постойте, вы хотите сказать, что ее пытались убить?! — кричит мама.

— Я не могу ответить на этот вопрос, я просто врач. Повторюсь, единственное, что я точно знаю, — обычный человек не сможет сам вот так…

— Послушайте, любые деньги!

— Тут от этого не зависит ничто, — отвечает врач, — наш главврач в данную минуту консультируется с европейскими коллегами, будем надеяться, что…

— Вы скажите, сколько — и это все будет! Только сделайте так, чтобы моя дочь была жива! — перебивает его отец.

— Мы делаем все возможное, — в очередной раз произносит врач, — простите, мне надо в палату.

— Нам тоже, — произносит мама вздрагивающим от слез голосом.

— Нельзя, простите, — говорит врач и толкает дверь.


Сидя в больничном коридоре, в телефоне вбиваю названия медицинских препаратов, но ничего не понимаю. Потом натыкаюсь на статью, в которой рассказывается, что мидазолам, векурония бромид и хлорид калия — это инъекция, которая применяется в США во время смертной казни, — и не дочитываю эту статью до конца.

Я стою напротив двери 401, меня сильно трясет, а на дверной табличке говорится, что это «Главный врач Руднева Инна Александровна». Поворачиваю голову вправо и вижу рыдающую маму, которая сидит на металлическом кресле, рядом с ней папа, а два охранника у двери палаты о чем-то перешептываются. Дальше по коридору пугающая пустота с мерцающей лампой над медицинской каталкой. Без стука открываю дверь 401 и захожу в кабинет.

За столом у окна сидит женщина, которую я видел выходящей из палаты Юли. Она смотрит в темное окно и курит. На спинке стула висит черное пальто и красная приоткрытая сумка, а позади белый металлический шкаф. В кабинете сильно пахнет табаком, и кроме нас здесь больше никого нет. Я сажусь на кушетку, а женщина делает глубокую затяжку, и в неуютной тишине слышно потрескивание сигареты. Столбик пепла падает на плитку, но она на это не обращает внимания, а просто тушит сигарету и поворачивается в мою сторону.

— Брат? — спрашивает она тихим голосом.

— Угу.

— Понятно, — тихо произносит она.

— Что с ней будет? — спрашиваю я.

Женщина достает еще одну сигарету и закуривает.

— А это ваши родители? — спрашивает она.

— Да.

— А охрана ваша?

— Отца, — отвечаю я.

— А вас Андрей зовут, верно?

— Да… Что говорят врачи из Германии? — спрашиваю я.

— Из Германии? Пока ничего… Может, вы хотите покурить? — перебивает она меня.

— Да, очень, но у меня закончились.

— Возьмите мои. — Она, не поворачиваясь, пододвигает красную пачку «Мальборо» на край стола, рядом с которым стоит свободный стул. — Возьмите, ни в чем себе не отказывайте.

Я подхожу к столу, беру одну сигарету и сажусь на стул, а женщина по-прежнему смотрит куда-то сквозь окно, но не на меня. Под ее глазами темные мешки, которые на белой коже кажутся просто черными. Она прикусывает большой палец и краем глаза смотрит куда-то в угол монитора.

— Огоньку? — спрашивает она.

— У меня есть, — отвечаю я и достаю из джинсов зажигалку, прикуриваю сигарету и смотрю по сторонам. — Можете мне рассказать, что с Юлей и что нужно сделать, чтобы она пришла…

— В сознание, — снова перебивает меня женщина.

— Да, именно, — с волнением говорю я.

— Где же вы, Андрей, — растянуто спрашивает главврач, — были раньше?

Я не очень понимаю, о чем она, но все равно отвечаю:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза