Лишний

Бегу к машине, по пути еще раз осматривая двор, но ничего не замечаю, потом прыгаю за руль и еду к школе, в которой Юля проучилась несколько лет. Звонит Катя.

— Ты дома? — спрашивает она.

— Нет.

— А где ты? Я рядом с твоим домом.

— Там мама сейчас.

— Андрей, будь аккуратнее. Все будет… Все будет хорошо. Я поднимусь сейчас к маме.

— Спасибо, Кать. Побудь с ней немного — мне кажется, она не понимает, что происходит. Если есть какие-то зацепки, кому можно позвонить, кто знает Юлю, — звони всем.

Пробегаю вокруг школы, потом осматриваю небольшое футбольное поле на заднем дворе, но не нахожу никого и возвращаюсь в машину, выкручиваю громкость, Oasis поют «Stand by me» — начинаю орать куда-то в потолок автомобиля, а потом бью руками по рулю и замечаю, что это видит пара мелких пацанов с футбольным мячом, остановившихся у входа на территорию школы. Я закуриваю сигарету, сдаю назад, а потом выезжаю на дорогу, чтобы вернуться обратно в центр города, где-то там самый дорогой мне человек в этом мире, и я молюсь, чтобы он был жив.

Я еду по центру, нарушая правила, бросаю машину на парковках в надежде, что где-то увижу Юлю или хотя бы найду какую-то зацепку, но все, что вижу, — незнакомые лица. Отец сообщает, что его люди прочесывают места, которые я указал, и что через какого-то знакомого из органов подключил еще силы на поиски Юли, но мне от этого не становится легче, а паника достигает такого уровня, что подкашиваются ноги, и я спускаюсь на набережную Москвы-реки, сажусь на бетонную ступень и смотрю на огни противоположной набережной, они отражаются в воде, а потом превращаются в размытую рябь от проплывающего речного трамвайчика, на палубе которого громкое веселье, а неоновая рекламная вывеска на нем гласит: «Сверху видно лучше». Я сижу с чувством полной безысходности, уставившись в темное пространство воды, и мне хочется пропасть вместе с Юлей. Отправляю истлевшую сигарету в воду и смотрю, как она тухнет и, покачиваясь, уплывает куда-то вдаль, а потом достаю телефон и захожу в телеграм, в диалог с nemesis:

«Убей меня», — отправляю я, и в секунду появляются две галочки. Загорается строчка «typing», после которой приходит сообщение:

«Зачем?»

«Оставь Юлю, она ничего не сделала, я сделал», — отвечаю я и через несколько секунд получаю ответ:

«Мучайся, ублюдок», — горит на дисплее, и по моим щекам вновь бегут слезы.

Перед глазами расплываются огни фар. Неоновые вывески магазинов, баров и ресторанов сливаются в одну. Я перестраиваюсь из ряда в ряд и часто моргаю передними фарами, чтобы уступили дорогу. Поток машин настолько плотный, что мне иной раз приходится подрезать, а в голове постоянно всплывают эпизоды: вот мы идем с Юлей по Арбату, я держу ее маленькую руку и покупаю мороженое, а она его долго ест и все время задает разные вопросы, на которые я не знаю ответов; мы смотрим, как в костре взрывается баллончик от дезодоранта, и она прижимается ко мне; мы едем в поезде, и она смотрит на проносящиеся за окном деревья, а я наблюдаю за ее отражением в окне; вот мы сидим на набережной и смотрим на проплывающие корабли, а она машет им рукой и смеется; Юля бежит по дороге мне навстречу, а потом прыгает, я ее ловлю, а она крепко держится за шею; Юля лежит рядом перед моим отлетом; Юля покупает нам хот-доги, а потом торопится на смотровую билдинга, где долго изучает город, а потом мы греемся в «Старбаксе» и она говорит, что это лучший день в ее жизни; Юля идет по терминалу JFK с чемоданом и рюкзаком, я смотрю ей вслед, а потом она поворачивается и машет; Юля стоит в коридоре, а потом подбегает и обнимает, утыкаясь в грудь, — и это последний раз, когда я ее видел.

Сжимаю руль машины и чувствую, как он становится мокрым, а потом отпускаю его и вижу, что костяшки пальцев побелели. Я хочу надавить на педаль газа, но телефон загорается от входящего сообщения, и я беру в руки трубку.

«Вы сами во всем виноваты». А через несколько секунд приходит еще одно сообщение: «Твари!»

Я перечитываю страшные входящие, а потом бросаю телефон на пассажирское сиденье и несильно давлю на газ. Машина медленно движется по переулку, а я еще раз смотрю в зеркало заднего вида, в котором никого нет, но от этого лучше не становится.