Лишний

У Алексея в голове заработали шестеренки. Драган не зря насторожился насчет своего соратника и друга. Но что он мог? И кому сообщить? «Боря». Смысл сказанного предателем открывался ему по крупицам. «Они? Кто это они? Они идут сюда?» О самом худшем предположении он боялся даже подумать. Алексей знал одно – нужно бежать.

Он бесшумно добрался до подвала и отворил дверь, и тут из его напичканного пивом желудка раздался протяжный завывающий звук. Он затаил дыхание, раздраженно поглядывая на живот. В кухонном проеме показалось поджарое, высокое тело Данилы. Его лицо перекосило от злобы, на лбу выделялась громадная шишка.

– Ты, – тихо, ненавистно произнес он, и побежал.

Что-то блеснуло в руке у предателя. Взмах. Кожа на плече Алексея разошлась. Защищаясь, он толкнул Данилу, но тот выставил нож, и лезвие проткнуло ему ладонь. Острая боль пронзила ее, поднимаясь аж до локтя. Уцелевшей рукой он схватил противника за шею, и, потеряв равновесие, повалился.

Они катились с металлической лестницы кубарем. Данила ударился головой и придерживал теперь ушибленное место. Алексей смог сесть и резким движением выдернуть нож из своей руки. Однако отдышаться он не успел, – сапог Данилы угодил ему в глаз, мгновенно опухший под его тяжестью.

Ива всхлипывала наверху. Алексей пропустил еще несколько ударов (последние два буквально вышибли из него дух). Истекая кровью, он лежал на холодном полу, слыша тарахтение генератора, всхлипы девушки, и курсировавшие шаги противника. Данила развернул его лицом и приставил нож к горлу.

– Хочу, чтобы ты видел, как умрешь, – скалился он, челка взмокла и прилипла к лицу.

– Пошел ты, – слабо улыбнувшись, ответил ему Алексей.

Данила занес над ним руку, собираясь ударить с размаха ножом. Алексей зажмурился, и в этот момент раздался оглушительный выстрел. Пуля прошила голову предателя насквозь, звякнув в дальнем углу подвала. Данила открыл рот, закряхтел и рухнул, накрывая его собой. Он приложил усилие, чтобы отбросить в сторону тело, и отключился. Последнее, что он видел – перепуганное лицо Ивы, державшей в руке пистолет.

Он безумно хотел есть – снова. Однако что-то отвлекало от «вспышки», что-то было не так. Морщась, Алексей дернулся, и его руку пронзила острая боль.

– Лежи смирно, – раздался у него над ухом знакомый голос.

Он вдруг понял, что его несут. Картинка прыгала, попа провисала в самодельных носилках, периодически наскакивая на камни и корни деревьев. Ладонь и плечо поднывали (если не трогать). Присмотревшись, Алексей узнал одного из носильщиков. Боря пыхтел впереди, сверкая лысиной в слабом свете освещавших дорогу фонарей. Ива бежала рядом с носилками, не выпуская его здоровой руки.

«Куда они меня тащат? Данила же мертв. Может, в лазарет?» Обеспокоенное лицо красавицы сказало ему об обратном. Он вспомнил, как Данила говорил о нападении, и поджал к животу ноги, – голод вновь причинял ему боль.

– Козел! Дай ему батончик! – выкрикнул на бегу Боря.

– У меня последний! – узнал Алексей голос носа-картофелины. Естественно, он не хотел делиться, ведь и сам болел вспышкой.

– Не дашь, отберу! – рявкнул Боря, и картофелина бросил ему на грудь шоколадку, прибавляя ходу.

Ива развернула ее и сунула ему в рот. Живот отпустило, раны снова принялись его мучить.

Они бежали по тропинке, ветки хлестали мужчин по лицам. Иве пришлось отпустить его ладонь. Вот-вот они должны были увидеть первую вышку.

Алексей вспомнил об остальных жителях лагеря. Над высокими соснами раздалось хлопанье винтов. Он смотрел вверх, ожидая их появления; плыло перед глазами. Они преодолели первую вышку, и она загудела оглушающим, протяжным звуком. Алексей различил шум вдалеке. Видимо, люди выбежали из домов. А затем ночь озарила огненная вспышка. Еще и еще одна. В этом зареве темными зловещими силуэтами нависли над лагерем вертолеты, раньше сливавшиеся с ночью.

Глава 6

Они преодолели следующую вышку. Часовой с диким воплем сорвался с нее, глухо соприкоснувшись с землей. Небеса разверзлись сильным ливнем. Вертолеты перестали обдавать лагерь пламенем. Казалось, природа на стороне беглецов.

Трясясь на ходу, он смотрел в черное небо, и благодарил Бога за оказанную им милость, хоть и не являлся верующим человеком. «Мама была». Зажмурившись, Алексей вспомнил, как она упрямо обращалась к незримым людям, увековеченным на иконах. Ей это помогало. Может поэтому она переносила тяготы жизни с улыбкой? Будучи мальчишкой, он думал, что не найдется беды, способной стереть ее с родного лица. Она не померкла после развода, не стерлась на грани бедности, и даже в часы болезни озаряла ее лицо, и ему становилось спокойнее.