Лишних нет. По закону Джа (СИ)

Коридор закончился дверью, после которой на Юнги пал свет двухъярусного огромного пространства, заставленного коробками от мала до велика. Что ж, в здешних картонных джунглях есть надежда потянуть время и поиграть в догонялки.

— Найти его! Живо! Кто нас еще наймет, когда узнают, что мы какого-то придурка поймать за яйца не можем?!

Пригнувшись, Юнги успешно перебегал между стеллажами, пока не услышал голоса со всех сторон. Его окружали не видя. Он всерьез растерялся, представляя, как его вмазывают в пол, вычищенный до блеска какой-нибудь уборщицей, но вдруг его тело, подобно пушинке сносится чьей-то мощной рукой и вталкивается в узкую кладовую-шкаф, где под ногами хрустят пакеты с губками и до мыльных пузырей в носу пахнет порошком. Попробовав шевельнуться, Шуга ощутил локтями углы помещения и прочувствовал катастрофическую близость, вписавшиеся в грудь мышцы, рельефы и ощутимое горячее давление.

— Дорогой, где ты был? — копошится Юнги, фыркая. — Бегал?

— Ты еще шутить успеваешь?! — не то испугался, не то восхитился Чонгук и, сдвинув щеколду, закрыл ему рот ладонью.

Чонгуку удалось перелезть через забор и зайти в ту же дверь, что взломал Юнги, миновать преследователей и вычислить, где носит хёна-приключенца. Вообще, пока он ехал, больное воображение рисовало ему какие угодно ужасные картины вроде расчлененки, раздолбанной челюсти и луж крови, но с Юнги всё в порядке, только дыхание чересчур громкое. И сам он маленький. И ноги… У него такие худые ноги! Чонгук не понимает, что в них особенного, славного. В нём целиком, непостижимо прекрасном и сумасшедшем растамане. Он шепчет ему быть потише и успокоиться, пока шумят совсем рядом и складывают многоэтажный мат.

— Как мы могли его упустить?! Сука! Обыщите всё еще раз, потрясите охранника!

В темноте Чонгук практически видит, как у хёна от возмущения завязались узлом брови. Но что поделать, если благородный акт спасения невозможен без некоторых жертв? Увлажняя выдохами ладонь Чонгука, Шуга довольно скоро приходит к выводу, что ему в живот врезается внушительная твердь, природу которой ни с чем не спутаешь. В панике Юнги округлил глаза и беспомощно дернулся. Накатили ощущения, кипятящие весь низ живота, а в кромешной темноте крошащие вдребезги каждый миллиметр косточек.

— Чон Чонгук. Тебя слишком много… — Шуга теряет дар речи. — Эй…

Вероятно, они посмотрели друг другу в глаза, но ничего не разглядели, ошпарились током. С таким привычно ласковым младшим происходят странные вещи, он вздрагивает и обвивает Юнги за талию, опускает ладони и подсаживает его к себе на бёдра, а тот не может не то что закричать, а даже ударить: так ничтожно мало места для манёвра.

Возбуждаться в такие рисковые моменты - дичь какая-то. Кто-то из них спятил. Тем не менее, Чонгук безмолвно толкается Юнги в пах и без спросу вгрызается в плечо, а Юнги подставляет ему шею, скоропостижно утопая в нахлынувшем жаре. И его тело перестает платить страхом за удовольствия, он не возвращается мыслями в прошлое, потому что настоящее едва слышно взывает к нему: «Хён, хё-ён», и прикусывает подбородок, так и не добравшись до приоткрытого рта.

Подстёгивание разоблачением развеяно: дальше тишина и пустошь, а Чонгук, кончая, прячет стон у Юнги на чувствительной шее и, зажимая железной хваткой, продолжает тереться, чтобы он расцарапал ему руки и забился в оргазме, неожиданно буйном и изматывающем.

Мокрые виски, запачканное белье и неразбериха дрожащими губами.

— Ты что… натворил? — Шуга наконец опущен на пол и держится за Чонгука, на ощупь прикидывая, что тяжело дышит ему в ложбинку меж ключиц.

— Я не… — Чонгук сглотнул, опалив ладонью его поясницу. — Я не знаю, хён.

Вслушиваться в тишину снаружи бесполезно: оба находят только намеки утомленных сердец в спертом вакууме и прикосновения-остатки от вспыхнувшего безумия. У Юнги чувство, будто его развернули свитком и прочли каждую строку, предельно долго отслеживая пальцем слоги и знаки препинания. Он первым решил налечь на дверь, и пахнувший воздух показался арктически холодным.

Выбрались наружу молча. Юнги отказался ехать с Чонгуком и сердито предупредил:

— То, что было в Вегасе…

— Остаётся в Вегасе, я понял, — терпеливо кивнул Чон. — Я не буду говорить об этом, если ты не захочешь. Прости. И да, одного я тебя не отпущу.

— Знаешь, что?! — Шуга дрогнул под его пристальным взглядом и затих. Ему действительно страшно возвращаться домой в одиночку, тем более, он не знает, как доберется. — Ладно. По большому счету, я тебе обязан жизнью. Спасибо, кстати.