Лишних нет. По закону Джа (СИ)

— Никто не скажет тебе, как поступить правильно, дружище, — Чимин приобнял его. — Решать тебе. Намджун вряд ли в твоих глазах выглядит монстром, и я понимаю, почему. Мы все немного мазохисты, правда? Сделай со мной то же самое Тэхён, и спустя какое-то время я бы не был уверен в том, что он само зло. Я бы засомневался из-за собственных чувств. Но если ты отложишь в сторону прошлое и оставишь настоящее, можешь ли сказать, кто для тебя Намджун?

Едва не заехав Чимину по лбу за высокопарную нотацию, Юнги насупился и тяжело выдохнул, потирая колени.

— Да не знаю я. Намджун есть Намджун…

— Видишь? До и после, а человек один и тот же. Значит, он всегда был таким. Конечно, он сволочь.

— Сволочь? — удивился Юнги. — Нет. Оно и так понятно. Он как тиски. Постоянно пытался меня исправить, согнуть на свой лад, чтобы я принял удобную форму, ему всегда что-то не нравилось. Но он и не давал обещаний о вечной любви и венчании под звон колоколов.

Чимин затаил дыхание и заглянул Юнги в глаза.

— Поэтому ты и не можешь выкинуть его из головы. Одно из двух: либо он тебя источит изнутри, как паршивый термит, либо ты выдерешь его с кровью. Тогда-то тебе и понадобится бальзам.

Называть бальзам по имени он не стал: во-первых, по телеку началось вечернее шоу, а во-вторых, Шуга должен разобраться самостоятельно и без учета сторонних пожеланий. По секрету, Чимину хотелось бы, чтобы хён был под крылом не менее сильного человека.

***

Когда-то они уже играли в испорченный телефон, только на этот раз Юнги передавал послания для Чимина через раз, а возвращал ответы и того реже, да обязательно с какой-нибудь колючкой вроде: «К вам послание от князя, сир» или «Я ушел на попятную, а вы ставьте запятую». В общем, прежняя ладная беседа с ним не складывалась, и это Тэхёну не претило, поскольку вина и ответственность за внезапный поворот целиком и полностью лежит на нём.

Шуга в амплуа адвоката Чимина вполне приемлемо смотрится и рекомендует не дурить и завязывать с игрулями в жертву, разруливать всё как можно быстрее, потому что таких, как Чимин, днём с огнем не сыскать. Тэхён и так старается, но общаться с Хосоком он не в состоянии, открыто презирает его за подлянку, о причинах которой даже думать не желает.

— Он меня любит… Херня, правда? — Тэхён размазывает соус по тарелке.

В шашлычной густо пахнет дымком и мясом, пряностями. Хён поглощен процессом принятия пищи, как буддист молитвой.

— Почему херня? Может, для тебя тогда и был тупо трах, а у Хосока всё время сердце болело. И на тройничок он пошел не из-за Чимина, балда.

— Я знаю.

— А чё тогда выёбываешься, как муха на стекле? — Шуга отодвинул опустевшее блюдо и поковырялся зубочисткой в зубах. — Выразил человек чувства, признался, красавчик. Если бы реально его целью стояло ваше разлучение, то стал бы он как баба действовать? Из вашей троицы он второй по крепости яиц после Чимина.

— Вот спасибо, — прошипел Тэхён.

— Пожалуйста, — козырнул Шуга. — Да, он мудак, что Чимину слил, но с другой стороны, ты бы сам рассказал, что ли? А потом бы всплыло как-нибудь в ореоле подробностей, которых не было в реале.

— Хосок натуральный козёл! Как бы это всплыло только, промолчи и он, и я?! — разозлился Тэхён, раздирая в клочки салфетку. — Разве что Намджун бы рассказал, которому бы Чимин прописал быстрее, чем успел выслушать!

В эту часть истории Юнги не посвящали. Поэтому он сморгнул и вяло переспросил:

— Кто? Кто бы рассказал? — Тэхён погрузился в молчание, и Шуга растерянно заулыбался, как будто готов был расплакаться. — Ты что… Ты с ним виделся?

— Случайно…

— Заебок, — Юнги поджал губы.

— Намджун паршиво выглядит, расстроен, как при трауре, раскаивается и жутко по тебе скучает. Он говорил, что ты ему дорог. Возможно, ему тоже тяжело. Но я ему, конечно, прописал…

И нельзя сказать, что лицо Юнги прежнее, то, с каким он пришел - смиренное и непоколебимое, сменилось на едва ли не трогательное. Чем больше подробностей изливает Тэхён, тем Юнги хуже. Его подташнивает ужином, и кисло-сладкий привкус приправ вяжет рот. Ах, он раскаивается. Ах, ему плохо. Бедняжка. Тем не менее, в памяти восстает заповедь Чимина: «Наши чувства сдирают с нас кожу». И Юнги, усиленно натягивая её обратно, вдруг не может нащупать достаточно злобы или обиды, потому что жалеет того, кто причинил ему боль. Происходит это неосознанно, травит. К минуте, когда Тэхён поведал о той непредвиденной встрече, Шуга уже поднимался и брался за куртку.

— Прости, хён. Мне не стоило.

— Забей, я не в обиде. С чего ты взял, что меня это ебёт?

— Уже по этому вопросу очевидно, что да, — мягко заметил Тэхён.

— Я пойду, спасибо. И покурить пора.

— Один вопрос. Частный.

Тормозит его, будто набрасывает удила. Юнги кажется, еще чуть-чуть и он заржет боевым конём, а потом они как поскачут по полям…

— Давай быстрее.

— Меня не волнует, но всё-таки ради любопытства. Между вами с Чонгуком что-то было?