Переводить стрелки Тэхён умеет мастерски. Заведенный темой о том, что он, мол, проблемный и вечный странник, как-то невольно кусает Юнги за выпирающее из-под костей мясо и наслаждается реакцией раненного зверёныша. От всей души послав Тэхёна по известному адресу, Шуга развернулся, чтобы уйти по-английски, но резво вписался в знакомую грудь, уловил те самые контуры.
— Было, конечно.
Прогремел подошедший Чонгук, который всё это время неприметно сидел за другим столиком заведения с крайне недовольной миной (потому что это их с хёном любимое место, а он поди погляди, с кем тут заседает). Шуга содрогнулся и покраснел, отшатываясь.
— Ты еще, бля, откуда?!
— Ужинал, как и вы.
— Оу, — поморщился Тэ на заднем плане. — Какие люди. Да вас буквально сама судьба сталкивает.
— Любопытство удовлетворено? — Чонгук заглянул в счет и оставил деньги за часть Юнги. На Тэхёна взглянул с плохо скрываемым разочарованием. — Когда мы встречались, мне нравилась твоя простота, я думал, ты безвреден и не пускаешь желчи, но как и тогда, ты по-прежнему печешься только о себе, хотя именно свои проблемы решить не способен. Удачи, Тэхён.
Оставив позади опешившего Тэхёна, надеявшегося на проблеск понимания, Чонгук вывел Юнги за руку. Тэ смотрел, как сплелись их ладони, и как после исчезли в темноте улиц фигуры, сочетающиеся так подозрительно хорошо. Так невыносимо хорошо, что Тэхён отбрасывает праведность и без особого энтузиазма стучит по сенсорным кнопочкам в разделе «новое сообщение».
Отряхиваясь от вязких мыслей о Намджуне, Юнги вспомнил о том, что держится с Чонгуком за руку от самой шашлычной уже с добрых двадцать минут. Они успели пройти две длинных улицы и свернуть на бульвар. Чонгук по правую сторону оказывается чрезвычайно доволен положением, и Шуга намеренно дерзко избавляется от его руки и суёт свою в карман.
— Чё лыбишься? Смешно тебе?
— Забавно смотришься, когда так усердно о чем-то размышляешь. Складка на лбу феерическая. Мне казалось, мы так до твоего дома дойдем.
— С моей феерической складкой? — Юнги приблизился и насупился, чтобы насмешить Чонгука.
— Нет, гуляя за ручку.
— Как два пидора, блядь.
— А мы кто?
Юнги рассмеялся и кивнул.
— Да, точно же.
Пошли вперед замедленным шагом, избегая взглядов и по старинке отвлекаясь на осмотр стройных рядов деревьев, кустарников, засаженные клумбы, которые скоро вспыхнут разноцветьем. Люди на скамейках толкуют о своем, сбившись в компании, парочки, кофеманов и любителей мороженного ранней весной.
— Тэхён наговорил тебе гадостей? — Чонгук не глядя протянул Юнги косяк, и тот блаженно вздохнул, перенимая, но обещая покурить подальше от общественного места.
— Да какие гадости. Он правду говорил.
— И про него? — Чонгуку противно от произнесения того имени.
— И про него тоже правду. О том, что скучает, кается. Но один же хер - слова. Пришел бы мне сказал, совсем другое дело.
— А ты хочешь его видеть?
— Ничего подобного. Он ясно дал понять, что я для него шмара накуренная, ломаного гроша не стою. Продавался бы - и он был бы тем, кто платит. Денег не предложил, и то ладно.
— Стоп. Он предлагал тебе встречаться после?…
У Чонгука словно закоротило провод в центральной нервной системе, он с упорством добился ответа и посерьезнел, если не сказать, почернел. Они притормозили на свободном пятачке за деревьями.
— Ты что удумал, малой? — Юнги с подозрением косится на него.
— Ничего, — буркнул тот, раздувая ноздри.
— А на вид прям смакуешь план с разрыванием Намджуна на дыбе. Никакого правосудия устраивать не надо, понял? За мной уже не гоняются, — Юнги оглянулся и постарался улыбнуться. — Вроде бы и не следят даже. Жить и так небезопасно, надо беречься.
— Он же ублюдок! — вырвалось из Чонгука. — Сукин сын! Ссыкло последнее!
— Тише-тише, — Шуга поймал его и коснулся горячих щек. — На меня посмотри, Чон Чонгук! Я в порядке, видишь? У меня на квартире Чимин, страдающий от побочных эффектов групповухи, а где-то за спиной несчастный с неразделенной любовью и еще одна принцесса-заноза с воспаленной гордостью. Трое чокнутых в сумме. И даже тот, кого ты зовешь ублюдком… Хер с ним. Нахуй всех, понял? Потому что Джа всё исправит, вот увидишь. Обещай мне, что не влезешь ни в какое дерьмо? Я ведь уже разучился готовить, стирать и убираться, я без тебя, как без рук.
Сердце в молочных запястьях застучало почти ощутимо, Чонгук прикасается к нему губами. Непростительно долгое мытарство, сжатый воздух в лёгких. Юнги недоговорил, с Чонгука достаточно, он под корень срывает готовящийся монолог. Искорка благодарности тонет под наплывающей поволокой. Он склоняется и впивается во влажный бархат розовых губ, врезается языком между и скручивает Юнги в объятиях, громыхающих шорохом и сдавленным мычанием, бесполезным всплеском рук. А дальше болезненным захватом свободных территорий и содранной с плеча куртки, чтобы Чонгук вписал поцелуй в изгиб шеи и смог поверить, что ему не снится.