Трубку сняли быстро, как будто он ждал звонка. — Алло.
— Мы с тобой не договорили тогда. В основном говорил ты, и у меня осталось несколько невыясненных вопросов.
— Да.
— Я хотел спросить — всё еще в силе? Ты не передумал? Может что-нибудь изменилось, воробышек?
— Нет. Ничего не изменилось.
— Тебе очень идет белый цвет. Я говорил тебе раньше? Эта белая футболка тебе к лицу.
Люк стоял возле окна в комнате на втором этаже и водил пальцами по стеклу. Рука его замерла и он тяжело задышал в трубку и начал вглядываться в темень за окном.
— Ты… Ты где, Лис?
— Под твоим домом, воробышек, — тихо сказал я, не в силах оторвать взгляд от его силуэта в окне.
— Ты зря приехал, Лисик.
— Ты не выйдешь ко мне?
— Стой там… Мааам! Я пройдусь, погуляю.
Люк вышел все в той же белой футболке и спортивных штанах, пролез под дерево, под которым я прятался, чтобы меня не было видно из дома, коротко, со стоном прижался в поцелуе и отпрянул, схватив за руку и потащив за собой.
В их сарайчике было темно и пахло деревом и машинным маслом. Люк усадил меня на скамейку и сел мне на колени.
Он целовался отчаянно, стремительно, истосковавшись, как будто последний раз. У нас дрожали губы и руки. Мы целовались и не могли надышаться, натрогаться, налюбоваться, насытиться.
— Господи, рыженька, как же ты похудел, — оторвавшись от меня, прошептал Люк. И опять припал губами к истерзанному рту. Мы просто прижимались и целовались яростно, нежно, сбиваясь с дыхания, гладили друг друга, так, что голова кружилась.
— Люблю тебя, воробышек! — выдохнул ему в губы я. — Люблю тебя.
Я вытирал слезы с его лица и выцеловывал мокрые щеки, губы и выступающие скулы на похудевшем лице, и не мог надышаться его родным запахом. Потянув за края футболки, я снял ее с Люка и поцеловал ключицы, гладя горячее тело и выступающие ребра, проводя большими пальцами по соскам. Люк стонал сквозь стиснутые зубы, стараясь сдерживаться, мелко дрожа всем телом.
Он потянулся к моей рубашке, торопливо расстегивая пуговицы, разводя полы в стороны и слепо водя руками по моему телу. Мы прижались кожа к коже и сидели тесно обнявшись, до хруста, до впаивания друг в друга, слушая хриплое неровное дыхание и стук сердец, бившихся в нас, горячими толчками разносивших кровь по сросшимся телам.
— Хочу тебя, рыжуня, хочу тебя, — прошептал Люк и отстранился, опять приникая соленым поцелуем к губам. Я запустил руки под резинку его штанов и стиснул его упругую задницу, сильно сжимая мягкие, пружинящие половинки, языком вылизывая его рот.
— Как ты хочешь, воробышек, любимый? — отрываться от его сладко-солёных губ было пыткой, но я хотел, чтобы он почувствовал, что ради него я готов на все. Что он всегда может рассчитывать на меня. Что я дам ему все, что он попросит.
Люк встал с моих колен, пошарил рукой по стене, снял оттуда что-то большое и темное, и бросил его на пол.
— Возьми меня, рыженька! Возьми меня! — он снял штаны с трусами и положил их на лавку рядом со мной, ухватившись за мои джинсы. Мы вдвоем, путаясь в руках, расстегнули джинсы, Люк спустил их, помогая мне снять с ног, и он улегся на подстилку на спину, таща меня за руку. Я лег на него, целуя губы, и протиснул руку к его входу, лаская. Член пульсировал болью, отдаваясь в яичках покалыванием. Люк отпихнул мою руку.
— Сейчас. Возьми сейчас. Не могу больше терпеть, Лисик, пожалуйста!
— Нет, воробышек, нет. Не так. Ты, как всегда, торопишься, мой хороший. – Я привстал, нащупал свою сумку, достал оттуда смазку и презерватив, и хорошенько смазал подрагивающего и поскуливающего Люка. Растягивая узкий вход я вспомнил, почему мне так нравилось это делать. Я опять чуть не кончил. Пришлось остановиться и пережать свой член у основания, лаская в это время член воробышка языком.
Люк как-то особенно тонко, придушенно простонал, прохрипев, — Ну же, Лисик, я кончу сейчас!
И я оставил пытки и попытки растянуть и вошел в него на всю длину, не останавливаясь. Я опирался на руки по бокам от лица Люка, целовал его глаза, скулы, щеки, губы, нос, и старался плавно двигаться, но не смог удержаться, потому что Люк обхватил меня ногами и сильно подавался навстречу мне.
— Жестче, Лис, еще, мой хороший, — его хриплый шепот песком проходился по моим оголенным нервам и я оторвался от поцелуев и стал жестко входить, вбиваться, до конца, до упора, и еще, еще чуть глубже. Люк пятками подталкивал меня в себя, вцепившись пальцами в кожу, впиваясь ногтями и выгибаясь навстречу мне на каждый толчок.
Я кончил первым, начав изливаться и подрагивать телом, и Люк выдохнул и перестал сдерживаться, и кончил вслед за мной. Мы сдерживали стоны, но они прорывались сквозь стиснутые губы и зубы. Я тяжело опустился на Люка и он обхватил меня руками, гладя спину и счастливо вздыхая мне в шею. Так, не выходя из него, мы и лежали, обнявшись, наслаждаясь теплом тел друг друга. Потом я скатился с него и лег рядом, обнимая.
— Я не могу отказаться от тебя, Люк. Я не могу без тебя. Я люблю тебя, воробышек!