Вспоминала, как спустя полгода он торопливо собирал рюкзак, бормоча что-то «на извинительном». Вспоминала, как захлопнулась дверь.
За последние месяцы болезненные картинки потускнели, но рана, что оставили слова сожалений, брошенные на прощанье, так и не затянулась. И Балтимор, на который она так надеялась, потерял для нее все краски, встав в один ряд с чертовым Сентфором — еще один город, принесший лишь разочарование и боль.
— Я не хочу с тобой спорить, Вив. Но и соглашаться не стану, — наконец, задумчиво произнесла она в пустоту. — Без обид?
— Да как угодно, дорогуша. Хочешь грызть гранит науки, пока всех красавчиков расхватывают, как горячие пирожки? Твое право, — усмехнулась Вивиан. — Мне же больше достанется.
— Уступаю свою порцию выпечки, — натянув серьезную маску, Сара приложила руку к груди. — Все пирожки твои.
— Благодарю за щедрость, — театрально поклонилась соседка и обе девушки рассмеялись. Вивиан громко, Сара еле слышно.
Проводив подругу на гулянку, Сара добрый час пыталась войти в привычную колею и как следует подготовиться к завтрашней лекции, но усилия были тщетны. Образы, что она с таким успехом давила в себе последние месяцы, вновь вернулись и уже не хотели отпускать. Помаявшись до полуночи, студентка махнула рукой и, наконец, решилась на то, чего так усиленно избегала: проскочив мимо сопящей вахтерши, девушка выскользнула на улицу.
Молодая Нью-Йоркская осень оказалась нежной и теплой. Задумчиво разгоняя кроссовками сухие листья, Сара нарезала круги в местном парке. Темнота, сквозившая из-за деревьев и кустов, не пугала ничуть — здесь, в Большом яблоке ей грозила разве только бездомная собака. Но собак она любила, и это всегда было взаимно.
В голове постепенно прояснялось и первокурсница уже планировала поворачивать назад, коря себя за отказ от таких прогулок — было даже приятно, как вдруг уловила знакомый табачный аромат. Так всегда пахло от Вишни — от других воняло, но от кучерявого ловеласа именно пахло. Клубы терпкого дыма, неизменно сопровождавшие веселого байкера, не вызывали отвращения, скорее, наоборот. Хотелось вдыхать глубже.
— Ты совсем чокнулась, О’Нил, если раз за разом возвращаешься туда, — пробормотала она себе под нос, понимая, что вспоминать сентфорскую банду было ошибкой. — Хватит уже об этом думать. И говорить с собой заканчивай.
— Думать о чем? — внезапно прохрипела темнота.
— Кто здесь? — встрепенулась девушка, пытаясь понять, откуда доносился звук.
— Никто, — из темноты блеснули желтоватые глаза и от дерева отделился силуэт.
Перед Сарой возник высокий черноволосый юноша с вишневой сигаретой в зубах. Прямой нос, высокие скулы и серебряная серьга в ухе. Что-то такое она себе и представляла, объясняя Вивиан, почему от парней одни проблемы.
— Извини, не хотел напугать, — незнакомец приблизился и встал в светлое пятно, отбрасываемое фонарем.
— Ты не напугал, — пожала она плечами, подумав про себя, что уж чем-чем, а таким не испугать. — Вишневые?
— Они самые, — парень пошарил в кармане и протянул ей початую пачку. — Угощайся.
— Не припомню, чтобы здесь можно было курить, — изогнула бровь Сара, но сигарету взяла.
— Нельзя, — усмехнулся он, щелчком извлекая огонь из «зиппы». — Но от этого курится еще приятнее, как считаешь?
— Пожалуй, — затягиваясь, кивнула студентка. Последний раз она дымила в Балтиморе: та самая «последняя сигарета» перед началом новой жизни. — Спасибо.
— Было бы за что, — отмахнулся незнакомец. — Так о чем?
— «О чем» что? — переспросила она.
— О чем тебе хватит думать? — выпуская клубы густого дыма, он оперся на столб.
— О прошлом, — Сара всегда верила, что честность — лучшая политика. — Думать о прошлом крайне вредно для здоровья. Вот что нужно писать на пачках: “Осторожно, вызывает воспоминания”.
— И почему же? А если они хорошие? — изогнул бровь парень. — Разве не приятно вспоминать о лучших моментах?
— Пожалуй, — согласилась она, невольно воскрешая забытые образы подруг, буйных школьных танцев и вытертые красные диваны в забегаловке под неоновой вывеской. Бургеров, вкуснее тех, что делали в Сентфоре, она так и не нашла. — Но это иллюзия.
— Отчего же?
— Наша память не абсолютна. Она субъективна и изменчива, это основы нейробиологии. А потому доверять воспоминаниям глупо. К тому же, даже хорошее всегда тянет за собой дурное.
— Пессимистка, — отмахнулся незнакомец, показывая, что с ней все ясно.
— Реалистка, — поправила Сара, туша бычок о подошву. — Которой, к тому же пора. Спасибо за перекур.
— Обращайся, — усмехнулся неожиданный собеседник.
Девушка уже успела пройти добрый десяток шагов, как услышала негромкий выкрик в спину.
— Эй, реалистка, как тебя зовут-то?
— А вот это уже не твое дело, — бросила Сара, скрываясь за углом.
Спустя полчаса, стоя в душе, смывала с волос запах вишневого дыма и отгоняла непрошеные мысли, убеждая себя, что успешно увернулась от пули: высокие красивые незнакомцы с ароматными сигаретами в четкий и стройный план никак не входили. Ворочаясь под одеялом, повторяла темы завтрашней лекции — обычно успокаивало, но сегодня только раздражало.