Лисица и Цербер (СИ)

Имя шеф-повара, который, как черт, поселился на левом плече студентки, Мёрфи ненавидел всем сердцем: кулинар едва не стал причиной пожара, и совершенно точно был повинен в паре серьёзных истерик. Последняя кончилась тем, что О’Нил пообещала не готовить ничего сложнее сэндвича. Но, как водится, клятва оказалась условной, потому что сейчас он вновь наблюдал последствия чудовищного боя: Сара против готовки, счёт семь-ноль. Но проигрывать принцесса не умела, и вот из третьей по счету духовки является нечто, отдалённо смахивающее на жженую задницу гидры. По запаху так точно.

Студентка обреченно вздыхает, потому что и без очков ясно — Рамзи снова обманул.

Иронично, да?

Дрожащие губы сжимаются, и она начинает быстро моргать своими огромными голубыми глазами: слезятся то ли от дыма, то ли от обиды. Скорее, тут все вместе.

Быстро оценив обстановку, парень невозмутимо взял горячее блюдо и пристроил на край стола — перепачканной кухонной утварью было завалено все.

— Уверен, на вкус это отлично. Так часто бывает: вид не очень, зато все остальное! — выудив из ящичка последнюю чистую ложку, Мёрфи постучал по чёрной корке и с нажимом отделил небольшой кусочек. — Сейчас проверим.

— Ну, хватит, — Сара прикрывает лицо ладонью, но он видит, как уголки ее губ подтягиваются. — Не вздумай есть эту гадость.

— Ты старалась, готовила. Надо снять пробу. Тем более, что на этот раз почернело не все, — ухмыляясь, парень открывает рот и прикрывает глаза, надеясь, что так будет проще проглотить, но вместо горелой гадости чувствует нечто иное, совершенно прекрасное — нежные мягкие губы с привкусом мятной жвачки и вишнёвого табака. Последний штрих не нравится совершенно, и он отстраняется. — Курила?

Девушка виновато отступает и опускает голову, едва уловимо кивая. Недовольно цокая языком, Мёрфи протягивает руку и выуживает из заднего кармана ее джинс мятую пачку.

— Договаривались же, принцесса! Бросаем! — парень покачал головой и отправил упаковку в мусорный бак. — Меня не было всего-то два дня, а ты уже во все тяжкие! — Они зареклись отказаться от вредной привычки, как только до Мёрфи дошло, что предупреждающие надписи вполне серьёзны и сигареты на самом деле могут подпортить здоровье: единственный раз, когда он немного пожалел об утраченном бессмертии.

— Прости, — шмыгнула носом закопченная Сара. — Тебя не было целых два дня. Я едва на стенку не полезла.

Усмехнувшись, он вновь привлёк ее к себе и чмокнул в макушку — на этот раз хотя бы волосы не подгорели, и то хорошо.

— Как Чикаго? — махнув рукой на погром, О’Нил выпорхнула из кухни, утягивая его за руку. — Все решил?

— Чикаго стоит, — немного напрягся парень: технически, это не было ложью, с городом действительно все было в порядке. — Решил. — А вот это чистейшая правда и губы сами собой сложились в улыбку. — Все прекрасно.

Он обязательно расскажет ей историю поездки в не-Чикаго, но чуть позже, вечером, в ресторане под скрипичные переливы. А пока с Сары, как ненужная оберточная бумага с самого прекрасного подарка, слетает лишняя одежда. Студентка больше ни о чем не спрашивает, спешно срывая раздражающие пуговицы на его рубашке, нервно дергает пряжку ремня, запускает тонкие пальцы в смоляные волосы и блаженно прикрывает глаза.

И он вторит, потому что чертовы два дня показались вечностью не только ей. Спальня плывет: не движения, рывки — быстрые, хаотичные, но по-другому сейчас просто невозможно. Секунды, за которые они успевают рухнуть в одеяла, кажутся до тошноты долгими.

Мёрфи раздел бы ее еще там, на кухне, разложил прямо на столе, но тот был завален посудой и разбитыми надеждами на домашний ужин. И поэтому он склоняется над ней лишь сейчас, спустя сотню неумолимо долгих секунд, нетерпеливо разводит ноги. Впивается в губы и вбивается, рвано, неутолимо, навёрстывая упущенное. Крутит узлы в светлых волосах, хрипло шепчет в розовое ухо какую-то бессмыслицу, и вколачивается, выпуская из груди остатки воздуха. Одна за другой их обоих, истомленных разлукой, накрывают волны, почти одновременно, потому что дольше, чем на день, они не разлучались ни разу с того самого мига в гроте, когда он потерял бессмертие и обрёл нечто большее. Нечто лучшее. Нечто прекраснее.

— Есть у меня идея, чем тебе заняться до конца лета, — перебирая пушистые локоны, вдыхает запах: ромашка пополам с жженым сыром. Как дурак, улыбается и не может остановиться. За окном уже сгущаются нежные июньские сумерки, отражаются в ее огромных глазах и возвращаются в мир иными, несравнимо волшебными, наполненными, настоящими. — Гарантирую, времени на кулинарные эксперименты не останется.