Лиссабон слезам не верит

– Умыться! – взглянула Юля на свое отражение в дверце кухонного шкафа. – Некогда, Василия спасать надо. – Она еще раз взглянула на отражение. – А впрочем, пожалуй. – Лицо ее выглядело так, словно она весь день провела в забое. Юля подошла к кухонной раковине и, густо намылив хозяйственным мылом лицо и руки, тщательно их потерла. Струйки воды, стекавшие с ее носа, были мутно-черными.

Наконец Юля шлепнулась за стол и только теперь поняла, как она устала. Еле-еле, как в замедленной съемке, она подносила дрожащей от усталости рукой ко рту вилку и так же медленно пережевывала каждый кусок, наслаждаясь его вкусом, ароматом, теплом. Дома было светло, чисто и очень спокойно. В жарком ей попадались хорошо потушенные картофельные очистки, хвостики морковки и даже один комочек земли. Но это была ерунда, Юля с наслаждением пережевывала все, что попадало ей на зуб, размышляя о простых человеческих радостях. Она запивала жаркое вином и чувствовала, что еще немного, и начнет клевать носом прямо за столом. Хорошо бы добраться до дивана, сонно размышляла Юля, когда Жуан, обернувшись к ней от плиты, спросил самым прозаическим голосом:

– А где ваш супруг? Он будет с нами ужинать?

– Василий! – заорала, вскакивая, Юля, отчего Кака рассыпал по полу салфетки, а Жуан уронил в овощи перечницу. – Господи! Он же, наверное, озверел там в сундуке от голода! Его надо срочно вынуть! Жуан! Быстро хватай кастрюлю, бежим! Он там в яме! Кака, ты с нами! – Юля схватила со стола бутылку вина и здоровенный половник, которым Жуан накладывал ей на тарелку жаркое.

Жуан и Кака, плохо понимая, какая еще беда стряслась на вилле, безропотно понеслись следом. Жуан крепко прижимал к себе кастрюлю с горячим.

Сад уже был окутан сумерками. Маленькие серебристые звездочки искрами вспыхивали в высоком, ультрамариновом, темнеющем на глазах небе. Вечерние звуки доносились приглушенно, словно мир накрыли толстым покрывалом. Садовые фонарики едва начали разгораться, и их бледный свет не достигал зарослей барбариса. Тройка спасателей нырнула в колючий кустарник. Там, под сводом темно-зеленой, почти черной на фоне вечернего неба листвы, откуда-то снизу, из-под земли, словно из преисподней, доносились тихие, скорбные стоны, словно покойник плакал в своей могиле.

– Что это? – дрожащим от ужаса голосом спросил Кака, и ноги его подкосились.

– Все нормально. Это Василий! – подбодрила его Юля, пробегая мимо. – Васенька, это мы!

– Вы что, его заживо закопали? – попятился от нее Жуан, на его лице отразился священный ужас.

– Да нет. Он в сундуке застрял! – рассердилась Юля. – Кастрюлю давай! Вася, я тебе еду принесла, во! Жаркое с мясом! Только подоспело! – И Юля, присев на краю ямы, показала Василию огромную пятилитровую кастрюлю.

– Я уже думал, ты меня тут на погибель бросила! – пожаловался из непроглядной темноты Василий. – А ложку принесла?

– И ложку, и бутылку! И Кака с Жуаном. – Она свесила ноги вниз и нырнула в кромешную темень.

– Давай скорее, я едва сознания не лишился от голода! Сейчас быстренько поем, и приступим! – набивая рот вожделенной пищей, пробормотал Василий.

В яме пахло прелой землей, червяками и потными, нестираными носками.

– Ты что, разулся? – спросила Юля, принюхиваясь.

– У меня ноги устали целый день в модельных туфлях мучиться, – чавкая, ответил Василий.

– Обувайся, а то мы вас с запахом вытаскивать не будем, – посоветовала Юля, вылезая из ямы и стараясь глубоко не дышать. – Кака, Жуан, беритесь, – скомандовала Юля, протягивая им простыню.

Жуан встал первым, за ним Юля, за ней Кака.

– Раз, два, взяли! – скомандовал Жуан, и они дружно дернули простыню.

– А-а! – раздалось из ямы. – Дайте проглотить, ироды! Я чуть не подавился.

После десяти минут каторжных усилий сперва голова Василия, а потом и туловище появились над краем ямы. Теперь он болтался на простыне под каштаном, словно уродливая елочная игрушка. Его силуэт на фоне темно-голубого усыпанного звездами неба был странен.

Лысый толстый олигарх в трусах и рубашке крепко прижимал к себе кастрюлю, в правой руке торчал половник, на заднице, словно приклеенный, сидел сундук. Ботинок на Ползунове по-прежнему не было.

Василий Никанорович лежал на земле, сундук при нем.

– Да что вы сундук отодрать не можете, олухи! – брызгал слюной взбешенный олигарх.

Прошло уже около часа с тех пор, как господина Ползунова сняли с каштана. Сундук тянули, дергали, пытались расколоть, оторвать, но он не сдавался, не желая выпускать добычу.

– Да что хоть в этом проклятом сундуке? – всхлипнул впечатлительный Кака, на которого вопли Ползунова производили тяжелое, деморализующее впечатление. Его изящные сцепленные в замок ручки символизировали смиренное отчаяние.

– Золото, бриллианты, – бросила небрежно Юля, снова берясь за проклятый сундук.

– Зо-зо-золото? Бри-бри-брил-лианты? Это шутка? – Голос Кака дрогнул, как и он сам. Ухватившись ослабевшей рукой за товарища, он закатил глаза, готовясь по привычке упасть в обморок, но тут в Василии Никаноровиче проснулся бизнесмен с большой буквы.