Лист ожиданий

Костя включает телевизор, переключает каналы. На одном из них — встреча Горбачева с трудящимися. Слышны фразы: «Главное — нАчать, но процесс уже пошел». Женский голос: «Михаил Сергеевич, вы только будьте к народу поближе!». Горбачев: «Куда же еще ближе, товарищи?». Наконец, Костя подключает видеомагнитофон, раздаются характерные охи и вздохи, и через несколько секунд в номере гаснет свет. В темноте — голоса.

ОНА(испуганно). Костя, что случилось?

ОН. А это нас арестовывать идут. Я же сказал, что хочу магнитофон проверить…

ОНА. Ничего себе шуточки. (Слышно, что Вера вернулась в комнату). Ты где? Ой, что это? (На что-то наткнулась в темноте.) Я к тебе иду.

ОН. О, черт! (тоже на что-то наткнулся, слышен звон разбившейся чашки.) Встречаемся на кровати.

ОНА. Хорошо.

Несколько секунд проходят в темноте и тишине. Вдруг включается свет, и выясняется, что в темноте Вера и Костя разминулись, прошли мимо кровати и идут в разные стороны. Увидев это, они начинают хохотать и падают на постель. Вера так и не переоделась в халат.

ОН. Да-а! А я уж думал — проверочка, и будет мне Верочка передачи носить.

ОНА. Ну, на то, чтобы передачи носить, у тебя есть жена.

ОН. Уже нет. Я развелся.

Посреди веселой перебранки повисает пауза. Вера и Костя так и остаются лежать на двуспальной кровати, не касаясь друг друга.

ОНА. Зачем?

ОН. Не зачем, а почему. Надоело.

ОНА. Но раньше тебя, кажется, все устраивало?

ОН(садится и закуривает). Я уже в порту начал учить немецкий, а в отпуске подрабатывал гидом-переводчиком с гэдээровскими группами. По крымско-кавказской линии с ними ходил. И вот как-то летом в Сухуми веду экскурсию по обезьяньему питомнику. Жара страшная, группа устала — и от обезьян, и от запахов, и от информации о резус-факторах. Экскурсовод, чтобы их немножко расшевелить, рассказывает об одном обезьяньем семействе. «У этого самца есть две жены: одна любимая, вторая нелюбимая». А в немецком языке глагол «любить» — это «либен», а «жить» — «лэбен». И я под воздействием жары перевожу: «Дизес манн хат цвай фрау. Айн лебедингер, айн ун лэбендегер». То есть, одна жена живая, а другая — неживая. Тут и группа оживилась: «Покажи, — говорят, — какая из них неживая». А я так понимаю, что «нелюбимая». «Наверно, вот эта». Они говорят: «Она же движется». А я: «Ну и что, все равно неживая». Долго мы так объяснялись, пока я не сообразил, в чем дело. Хотя, если вдуматься, нелюбимая — она все равно что неживая.

Оба молчат. Пауза становится тягостной.

ОНА. И что ты собираешься делать?

ОН. А ты?

ОНА. А при чем здесь я? Ты развелся, я тебя об этом не просила.

ОН. Выходи за меня.

Повисает очередная свинцовая пауза.

ОНА. Я не помню, говорила ли я тебе об этом… но я замужем.

ОН. Я серьезно.

ОНА. И я серьезно. У американцев есть поговорка: «Не надо чинить то, что не поломалось». Извини, но, по-моему, ты как раз этим и занимаешься. Прекрасно знаешь — у меня с мужем нормальные отношения, мы живем вместе много лет, у нас сын, друзья, и я не понимаю, зачем что-то менять? Да и потом его снимут с должности, отзовут из-за границы. Ради чего?

ОН. Действительно, ради чего? И ради кого? Конечно, я не могу тебе предложить обкомовского распределителя и служебной квартиры с видом на Гудзон. И друзья у меня — не народные артисты. Прав был Треплев: «Женщины не прощают неуспеха»… Но ты же сама говорила, что твой муж — слуга, и никакого не народа, а такого же слуги, только на ступеньку выше.

ОНА. Да при чем здесь это?..

ОН(перебивая ее). При том! Я не верю, что ты его любишь, что тебя волнует его карьера. Ты просто не хочешь терять все эти удобства, поездки… А я для тебя — просто мальчик по вызову, постельная принадлежность. Наши с тобой отношения — «Дама с собачкой»… сто лет спустя. Я — в роли собачки.