Листая памяти страницы...

Но Иисус взял меня и за вторую руку, поднял с постели. Я еще и сейчас ощущаю тепло Его сильных рук. Я сделала несколько шагов, вот досюда, — она показала на середину комнаты. — Я смотрела в Его глаза и не верила происходящему. Я думала, что это сон. «Расскажи об этом братьям», — сказал Он мне, и Его не стало, а я стою посреди комнаты в ночной рубашке. Смотрю на свои ноги, а они такие, как будто никогда не болели. Посмотрите на мою кожу — она, как у ребенка. И пролежней нет, — тетя Клара, немного покраснев, провела тыльной стороной руки по своей спине. — Я здорова! Я совсем здорова! Иисус меня исцелил!

Моя мама в это время вешала белье во дворе. Я постучала в окно и позвала ее в дом.

Вот она напугалась, увидев меня стоящую посреди комнаты! Я попросила ее дать мне платье, а то неудобно в ночнушке-то. Мы долго искали платье, пока нашли вот это. Я же когда последний раз платье надевала? Уж и не припомню.

Пораженные слушатели только головами покачивают от удивления. У многих в глазах слезы. Мать тети Клары стоит рядом с дочерью, гладит ее по голове и не перестает утирать слезы.

В местных и центральных газетах атеисты обрушились на «шарлатанов» и «фальсификаторов». Клара Цилих якобы никогда и не болела, просто притворялась, чтобы теперь такой шум поднять. Но я знаю, что здесь, в далеком селе Беловодском, в Чуйской долине, произошло такое же чудо, как в Капернауме или Иерусалиме во времена Христа и апостолов.

А газетам я и до этой истерической кампании против верующих не очень верил. Теперь же еще меньше.

Я стою во дворе тети Клары, в толпе удивленных чудом верующих, и вдруг с некоторым страхом замечаю, что в сердце моем ничего не изменилось. Я стал свидетелем самого настоящего библейского чуда, а насколько это чудо повлияло на мое отношение к Господу, сказать не могу — я этого не заметил.

— Пошли домой, — говорит Андрей.

— Пошли, — отвечаю я.

Мы идем по пыльной сельской улице. Я думаю о том, что к весне нужно бы достать бамбуковое удилище, а то камышовые такие слабые. Как только клюнет сазан побольше — ломаются, и рыба срывается.

УРОК

Мы стоим на остановке и ждем автобуса или попутной машины. Вместе с нами на остановке ждут автобуса ребята со своими родителями — они, по всей видимости, домой едут. Мы едем на низа — так называют люди колхозы, лежащие в Чуйской долине вниз от Тянь- Шаня. Ехать далеко, километров сорок.

Собирались мы на рыбалку загодя и тщательно. Удочек, закидушек (там, говорят, сомы водятся!) набрали, крючков купили, продуктов запасли. Одного мы только немного побаивались — тамошних пацанов. Чужих у нас, четырнадцатилетних, по всей Киргизии принято было бить. А мы ехали на чужую территорию. Поэтому я на остановке демонстративно, когда старшие не смотрели в нашу сторону, поправил торчащий за поясом (совсем как настоящий) револьвер и снова прикрыл его рубашкой на выпуск. Револьвер был из пластика, но это было видно, только если взять его в руки. Я заметил, как ребята многозначительно переглянулись. Довольный произведенным впечатлением, я с деланным равнодушием отвернулся.

Доехали мы благополучно. Нашли лежащий за селом большой пруд и расположились на дальнем берегу. По тому, как под вечер сазаны по всему пруду всплескивались, видно было, что рыбы в пруду много. Но мы пока ничего не поймали. Надеемся на закидушки, которые мы поставили на сомов.

Вечер в Киргизии короткий. После жаркого дня вдруг с гор тянет прохладой, солнце быстро садится за Киргизский хребет, в последний раз ярко осветив покрытые вечными снегами вершины. И небо раскрывается бесчисленным количеством звезд. Красота! Лягушки задают концерт. Громко мычит возвращающееся в село стадо.

Наш лагерь мы расположили в небольшой ложбинке, чтобы нас не было видно издалека. Совсем стемнело. Время от времени бегаем проверять закидушки и постепенно, один за другим, засыпаем неспокойным сном.

Пр осыпаемся от голосов. От множества голосов. Осторожно выглядываем из ложбинки. Нас ищут!

Огромная ватага пацанов под предводительством длинного, как жердь, парня лет семнадцати, цепью идет по берегу в нашу сторону. Очень слабая надежда, что не найдут, еще теплится в сердце. Нашли!

— Эй! Вы откуда? — спрашивает «старший».

— Из Беловодского...

— А здесь что ищете?

— Мы на рыбалку приехали.

Тем временем все наши вещи подвергаются тщательному досмотру. Все, что представляет для пацанов тринадцати-четырнадцати лет хоть какую-то ценность, отнимается. Возражений с нашей стороны — никаких. Какие могут быть возражения против тридцати возбужденных ребят посреди ночи?!

— Где пистолет?

— Какой пистолет? У нас только поджиг есть.

Поджиг тоже забирают. Но все усиленно ищут пистолет. Я догадался, о чем речь идет, но упорно молчу. Разбросав все наши вещи и забрав более или менее ценные, но так и не найдя пистолет, банда удаляется в сторону соседнего села, делая вид, будто они детдомовцы. Но я узнал нескольких ребят с остановки.

И еще я узнал, что тщеславие иногда наказывается сразу.

ЭССС