Листая памяти страницы...

В феврале 2003 года я был в Москве на миссионерской конференции Евроазиатской федерации евангельских христиан-баптистов — она проходила в профилактории профсоюза какого-то столичного завода. А в мае 2003 года, будучи с Эльвирой на миссионерской конференции фонда «Свет на Балканах» в Софии, мы жили несколько дней в бывшей резиденции еще одного борца против верующих — Тодора Живкова. Может быть, мы жили в тех же комнатах, в которых жил Хрущев или его идеологи во время посещения Болгарии, не знаю. Прошло почти пятьдесят лет, верующих в странах бывшего Советского Союза больше, чем когда-либо прежде. «Сказал безумец в сердце своем: „Нет Бога“».

Это сейчас легко рассуждать о взаимоотношениях между церковью и государством, а тогда, во время суда, да и после, когда все газеты писали о верующих гнусную ложь, когда образованные люди верили, что баптисты приносят в жертву детей и при закрытых дверях и окнах устраивают сексуальные оргии, когда по телевизору постоянно крутили фильмы вроде «Тучи над Борском», — тогда быть верующим человеком было непросто.

Я всей душой отверг коммунистические лозунги, за которыми я увидел безбожную человеконенавистническую систему.

Мое детство прошло на территории КарЛага — системы лагерей рабского труда, занимавшей в Казахстане территорию больше Франции.

Здесь закончилось мое беззаботное детство. Я осознал, что живу в большом и враждебном мире. Разрушилась невидимая защитная пелена, ограждающая детей от этого мира и пропускающая только то, что ребенок способен воспринять и сопережить.

УРОК АРХЕОЛОГИИ

Кнаусы получили посылку из ГДР. В ней были новые туфли. Такие красивые и такие жесткие, что я не мог себе представить, чтобы кто-то мог их носить. Чтобы туфли в посылке не помялись, их набили бумагой.

Мама и сестра ее, тетя Катя, сидят у нас на кухне и, возбужденно разговаривая, рассматривают расправленные и разложенные на столе листы журнала Германского библейского общества, которые они вынули из туфель. В журнале фотографии пустыни и пещеры, текст на немецком языке.

— Что там написано? — спрашиваю я, сгорая от любопытства.

— Недалеко от Иерусалима и Мертвого моря, в пустыне, нашли рукописи Библии, — рассказывает мне мама. — Вот в этой пещере, — она показывает мне снимок, — были найдены свитки книг, которые мы и сегодня еще читаем.

— А на каком языке они написаны?

— На еврейском.

До сих пор я думал, что Библия — книга немецкая. Написана готическим шрифтом. И истории в ней не имеют никакого отношения к современной жизни. А тут я вдруг понял, что народ Библии жив еще и сегодня и что Библия — его книга. Я понял, что у Библии — свой мир, которого мы не знаем, потому что живем в стране, где Библии объявили войну.

Отец выкопал во дворе колодец. Некоторое время в нем была нормальная питьевая вода, потом ею можно было только огород поливать, наконец колодец совсем засолился, и отец решил его засыпать. В ямки, оставшиеся от столбов ворота колодца, я бросил горсть монет, которые вышли из употребления. Хрущев совершенно неожиданно для людей провел денежную реформу, и деньги уценились в десять раз. Медные монеты остались в ходу по новому курсу, а «белые» — нет. Я спрятал все свои сбережения в землю. Я представил себе, что когда-нибудь археологи найдут их и увидят, что здесь жили люди, а по монетам они смогут определить, что жили здесь люди во времена «великих перемен». Шел 1961 год. Юрий Гагарин полетел в космос и, вернувшись, сказал, что Бога он не видел.

ПЕРЕЕЗД

Так как нам с Андреем нужно было в школу, а родители дом еще не продали, они отправили нас с дядей Давидом Кнаусом и со всем скарбом на грузовике. Сами же должны были позже приехать поездом.

Я очень радовался поездке в кузове грузовика на «бесконечное» расстояние в тысячу километров. Сразу за Карагандой, с ее бесчисленными шахтами и множеством населенных пунктов, начиналась Голодная степь. Дорога шла меж холмов, покрытых остатками жухлой травы и выгоревшим на солнце бурьяном. Лишь по берегам узких, пересохших речушек зеленели заросли кустарников, а кое-где и камыша. На машину удивленно смотрели суслики, стоящие у своих нор и в панике бросавшиеся в нору при нашем приближении. Кое-где видны были какие-то заброшенные постройки. Иногда равнодушным взглядом нас провожали верблюды.

‘ЧТУ’

Жара, пыль, монотонное мелькание холмов клонили ко сну. Дядя Давид ехал с шофером в кабине. В кузове с нами был еще один попутчик — приятель водителя. Я видел, как они купили перед отъездом бутылку водки, к которой теперь наш попутчик постоянно прикладывался. Я думаю, что он руководствовался по-детски наивным правилом: один глоток незаметно, он погоды не делает. К вечеру выпив всю бутылку, он крепко спал, когда мы остановились на ночлег в поселке Рудник. Я уже поднимался на скалистый холм возле поселка, когда увидел, как шофер колотит кулаками своего товарища. «Неужели из-за водки?» — спросил я дядю Давида и попросил его вмешаться в драку. «Нет. Не из-за водки. Просто друзья так не поступают», — ответил дядя, отказавшись вступаться за эгоиста.