Листая памяти страницы...

Вся община собралась вокруг открытой могилы, вырытой в мерзлом грунте экскаватором. Глубокая печаль наполняет наши сердца. Вороны каркают в кронах деревьев.

Мне кажется, что они говорят о нас. Они принимают нас за чужаков, нарушивших их покой. Они правы.

Погибшая представляется мне юным ангелом в светлой одежде, покинувшим наш мрачный и враждебный мир. «Она там, куда мы все придем», — проповедует наш пресвитер дядя Володя Шпомер, как мы его все называем.

«Мы все войдем в Отцовский дом, и, может быть, уж вскоре...» — раздается эхом наше печальное пение среди памятников, на которых только литовские имена.

ОСТАНОВИ МАШИНУ!

Рассказать литовцу Евангелие — очень просто. У меня есть два варианта: короткий — это если мой попутчик, которого я подобрал в свою машину, едет со мной минут десять или пятнадцать, и длинный — это для попутчика до Елгавы или Риги.

— Вам куда?

— В Ионишкис.

— Садитесь, подвезу.

— Сколько это будет стоить?

— Нисколько. Я же все равно в ту сторону еду.

Через минуты две-три спрашиваю:

— Вы литовец?

— Да.

— Я немец. Извините, что говорю с вами по-русски, я всего несколько лет живу в Литве. Вы по вероисповеданию католик?

— Конечно! Каждый литовец — католик.

— Скажите, а что означает в церкви крест с распятым на нем человеком?

— Это Иисус Христос на кресте.

— А зачем Он умер?

И мы прямо в центре Евангелия Христова. За все годы мне встретился только один человек, который смог ответить на этот вопрос.

— Вам интересно послушать, что я думаю по этому вопросу? — предлагаю обычно я.

— Расскажите, это интересно.

Часто со мной в пути Гарри. Он старший, ему лет пятьшесть. Это чтобы Эльвире было легче с малышами дома.

Подобрал однажды попутчика из Радвилишкиса до Шяуляя. Молчаливый такой, угрюмый, не расположенный к беседе. Минут через пять Гарри толкает меня:

— Пап, ты что, не будешь ему говорить?

— Буду, буду...

Возвращаемся как-то из Вильнюса в Радвилишкис через Каунас. Ночь. За рулем Яков Тильман, рядом с ним Павел Володько. На заднем сиденье Отонас, Витольдас, Гинтас и я. Гинтас еще необращенный, но Евангелие уже слышал. Витольдас с Отонасом ушли в самоволку (они служат в Риге), чтобы посетить с нами группу интересующихся Евангелием людей в Вильнюсе. Витольдас тихо беседует с Гинтасом.

Проехали средневековый город-замок Тракай. Витольдас шепчет мне на ухо:

— Гинтас хочет покаяться. Что будем делать?

Я трогаю Якова за плечо:

— Останови машину!

— Что случилось?

— Пока еще ничего. Гинтас хочет покаяться. Останавливаем машину на обочине. Вокруг темный лес, усеянное звездами полночное небо. Мы встали в круг. Гинтас молится. Его молитва льется как песня. Я знаю: это оттого, что я еще не в совершенстве понимаю по-литовски. Поэтому некоторые незнакомые слова для меня — просто звуки, красивые звуки, певучие.

После молитвы и объятий садимся в машину и едем дальше, возбужденные и радостные.

— Я только что исцелился, — говорит Гинтас.

— Да. Бог снял с тебя проказу греха, — отвечаю я.

— Нет, я не это имел в виду. Я исцелился от болезни. Я это во время молитвы почувствовал, как болезнь и боль — все ушло.

Мы едем мимо темного леса — прямо в звездное небо.

АТЛАС ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ

И з Приекуле нам передали несколько книг и «Атлас Западной Европы» — большой такой, желтый. В то время мы много книг «в наследство» от уезжающих в Германию немцев получали.

Сидим с Эльвирой и рассматриваем карту Германии, с чужими нам названиями городов, рек и озер. Вдруг наталкиваюсь на маленький городок рядом со Штутгартом — Корнталь.

Сколько раз слышал я это сочетание звуков по радио, когда во время службы в армии слушал радиопередачи «Трансмирового радио» и слышал голос Василия Васильевича Магаля, Артура Ивановича Майера или Николая Водневского! Они всегда давали этот адрес.

Движимый каким-то сильным внутренним побуждением, показываю Эльвире на этот городок и говорю:

— Эльвира, если мы когда-нибудь уедем в Германию, то жить будем здесь.

Корнталь еле-еле на карте видно, в тени от пальца и прочесть невозможно.

В то время у власти был последний свой год Леонид Брежнев. Гайки по всей стране закручивали. Германия для нас была как страна чудес из сказки или Море Дождей на Луне.

В конторе совхоза секретарь мне говорит:

— Цорн, вас в паспортный стол вызывают.

— Ничего хорошего такой вызов означать не может. Опять какая-нибудь выдумка КГБ, — отвечаю.

На следующий день поехал. Начальница паспортного стола очень вежлива:

— Пан Цорн, подавайте документы на выезд, вам обязательно дадут разрешение. Это я точно знаю.

Документы подать — дело одного часа, так как они были готовы: мы уже много лет подавали документы на рассмотрение. Но получали отказ.

И вот через две недели, в конце декабря 1981 года, получаем по почте уведомление с вызовом в паспортный стол. Едем с Эльвирой в Радвилишкис. Держу в руках заветную бумагу: «Решением Совета Министров Литовской Социалистической Республики гражданину Владимиру Андреевичу Цорну со всей семьей разрешается выезд на постоянное место жительства в Федеративную Республику Германии».

У Эльвиры в глазах светится радость.