Листая страшные страницы

Однако первоочередного ответа требует более важный вопрос. Почему незнакомец ничего не сказал о восстании 1825 года без участия Фигнера? Потому что оно было обречено на провал? Однако трагедия в том, что это не был провал только отдельных личностей.

Восстание декабристов, к сожалению, давно превратилось в романтическую сказку. Почти исключительно — в историю отдельных судеб. Судьба же самой России осталась за планом научных и художественных исследований. Восстание, тем не менее, принципиально сказалось на последующей нашей истории, причем повлияло в очень дурную сторону.

Во всех школьных программах при изучении пушкинского Онегина говорится, что сей малоинтересный человек стал таковым в социальном вакууме своего времени, так как лучшие представители общества находились в Сибири или были очень сильно происшедшим напуганы. Правильно. Только дело тут не в Онегине, а в том, что волконские, муравьевы, пестели, трубецкие и прочая высокородная и очень образованная публика к сороковым годам прошлого века могла бы сидеть не в Сибири, а в Государственном совете при императоре Николае I. Тогда бы не пришлось последнему произносить знаменитую фразу: «Я первый крепостник России». Ведь произнесена она была не просто так. В 1842 году Николай вместе с графом Дмитрием Киселевым, тайно подготовив, неожиданно вынес на обсуждение Государственного совета чрезвычайно прогрессивный проект освобождения крепостных крестьян. Освобождения с землей. Проект предусматривал переход к крестьянам производственных угодий с последующим их выкупом в течение двадцати лет. Величина выкупа равнялась двадцатилетнему капитализированному доходу от переданной земли. Другими словами, крестьянин (будучи уже свободным) продолжал в течение двадцати лет отдавать оброк барину как и раньше, но трудился бы уже не ради бесконечной чужой паразитической жизни, а ради своей и своих потомков, получавших землю в окончательную собственность. Понятно, что стимулы такого нового труда были бы очень мощными. Немалый процент крестьян расплатился бы многими годами раньше. И, что очень важно, уже с первого года такой реформы крестьяне относились бы к земле как к собственной, интенсифицируя земледелие, овладевая навыками сбыта товарной продукции через собственную сельскую кооперацию, и т. п.

Но в Государственном совете в 1842 году сидели совсем другие люди, которые в большинстве своем никогда не мыслили историческими категориями. И именно на их единодушный протест Николай, испугавшись, ответил: не надо, де, волноваться, это всего лишь игра государственной мысли. И дальше последовала та самая знаменитая, вырванная из контекста услужливыми историками фраза про первого крепостника России.

Декабристы жизнь сломали не только себе, а всему Отечеству.

Но, может быть, тогда, успешное восстание во главе с Фигнером и стало бы положительным поворотным пунктом российской истории?

Нет, было бы еще хуже.

Главное зерно революционной тактики

Здесь самое время вспомнить гениальную революционную тактику Ленина.

Большевики ставили во главу средства связи, без которых на огромных пространствах России невозможны были никакие радикальные действия. Помните — «почта, телеграф, телефон»? Но это при том, что у большевиков почти везде уже имелись собственные ячейки и вооруженные отряды.

Ошарашенный народ всюду почувствовал новую власть из центра, которого всегда боялись и с которым сопрягали себя в каждой отдельной точке огромного государственного пространства.

Победа большевиков малой политической силой до сих пор вызывает недоумение отечественных и западных историков, поскольку объяснение не ищется в области психологии. Тем не менее, оно именно там. Главное, к чему гениально стремился Ленин, заключалось в создании впечатления полной большевистской победы. Именно, впечатления в сознании масс: коммунистическое правительство в центре, коммунистическая власть на местах.

Непонятно откуда взявшаяся? Но она действует от имени центра России!

Всюду с невероятной интенсивностью рассылаются директивы и телеграммы. Иногда противоречивые и совершенно дурацкого содержания? Неважно! Важно впечатление активно действующей государственной машины. Это вдохновляет сочувствующих и подчиняет колеблющихся.

Комиссары, порой и из числа самых случайных людей, отсылаются куда только можно. Народ плохо понимает, о чем они говорят? Неважно! Важно, что вот она власть, уже приехала из Москвы.

Оторвите человека от дела и прокрутите раз сорок вокруг собственной оси. Скоро он потом поймет, что делал и где что должно находиться? А к тем отдельным, кто все же понимал слишком скоро, применялись известные средства успокоения.

И то, надо сказать, Ленин сам не вполне надеялся на свой психологический расчет, и на тот случай, если народ раньше срока очухается, планировал побег большевистской верхушки обратно к Женевскому озеру.

Чем был опасен успех