Листая Свет и Тени

Костик ничего не смог бы выразить словами, но чувствовал, что с ним происходит что-то очень важное, несравненно более важное, чем велосипед, уроки и даже взаимоотношения с отцом. То, что он чувствовал, поднимало его много выше большинства детей и очень многих взрослых. Ему, обыкновенному восьмилетнему мальчишке с веснушчатым носом и ободранными коленками, явилась Красота, одно из самых совершенных ее воплощений. И он не оказался слеп, он увидел ее – не столько глазами, сколько всей душой. Гармония формы и цвета, сочетание необходимости и излишества, что-то еще – необъяснимое, нарушающее гармонию, но без чего не бывает настоящей красоты, – все это, соединившись в бабочке, потрясло его. На какое-то время все остальное потеряло значение и смысл. Остался только Павлиний Глаз и страстное, жгучее желание стать обладателем этого чуда.

Медленно-медленно Костик опустился на колени. Бабочка, почувствовав опасность, сложила, снова развела крылья и замерла, готовая вспорхнуть. Замер и Костик. Солнце пекло затылок, в колени впились острые камешки, но он терпел, а рука его между тем постепенно приближалась к бабочке. Стараясь не дышать, он развел большой и указательный пальцы… Теперь надо было дождаться, пока Павлиний Глаз сомкнет крылья. Костику хотелось взять его осторожно, не испортив ни капельки его красоты. А бабочка будто знала это и тоже выжидала.

Прошла минута, другая. Невмоготу было держать на весу руку, затекла спина, все острее становились камешки под коленями, а по взмокшей шее кто-то ползал уверенно и безнаказанно. Костик почувствовал, что еще несколько секунд и он не выдержит…

Бабочка покрутила головой, немного отодвинулась и сомкнула крылья. Наконец!

Он напрягся, но теперь, чтобы дотянуться, надо было чуть-чуть наклониться вперед. Тело, замершее в неестественной позе, не выдержало этого «чуть-чуть» и потеряло равновесие. Чувствуя, что сейчас упадет, Костик сдвинул колено, скрипнули камни – и все пришло в движение! Бабочка сорвалась с места, Костик с криком бросился на нее, сумел сбить в траву, но схватить не успел, она вспорхнула, заметалась и тут же снова попала под удар. Костик, не раздумывая, всем телом бросился на то место, куда она упала…

Он лежал, тяжело дыша, сердце колотилось о ребра, но Павлиний Глаз попался, это было ясно. «Наверное, крылышки поцарапались, – подумал Костик. – Ну, ничего… Надо взять в библиотеке книжку, в которой написано, как по-настоящему засушивают бабочек. – Он счастливо улыбнулся. – Никому не покажу… Долгодолго буду смотреть, какая она… Может быть, Светланке только… Потом…»

Костик долго перебирал смятые стебли травы, соломинки и листья, пока не вытащил из-под них бабочку. Она была еще жива и слабо трепыхалась. Костик смотрел на нее в недоумении и не мог понять, куда делось то, чем он любовался минуту назад. От былого великолепия не осталось и следа. Жалкий, изломанный и обесцвеченный Павлиний Глаз был похож на скомканную бумажку. Из крыльев, ставших грязно-бурыми, а местами вовсе прозрачными, торчали какие-то перепонки, одно нижнее крыло оторвалось совсем… Костик раскрыл ладонь, бабочка медленно поползла по ней, волоча за собой какие-то желтые мокрые нитки. «Кишки…» – подумал Костик, и вдруг ему стало так плохо, гадко и тоскливо, как не было еще никогда. Он заплакал…

Слезы текли, он их размазывал по щекам, а в груди ворочалось что-то тяжелое и грубое, оно царапало, давило, не находило себе выхода, и это невозможно было терпеть. Он понимал, что совершил что-то ужасное. Слово «убийство» не пришло ему на ум, но он чувствовал, что переступил какую-то роковую черту, за которой теряет смысл все, во что он верил и считал неизменным: добро, красота, порядок, любовь родителей, сама жизнь… Это было так неожиданно и страшно, что ему не верилось в солнечный день, не верилось, что еще совсем недавно все было так просто и хорошо, несмотря на неприятности, которые на самом деле были такими пустяковыми. Ему стало казаться, что он никогда уже не будет веселым и беззаботным и не сможет смеяться… А самым ужасным было то, что ничего нельзя было вернуть: ни бабочку, ни того Костика, которым он был еще утром. Чудо исчезло, мечта – тоже.

Павлиний Глаз был еще жив, он перебирал лапками и куда-то все тащил свое полураздавленное, изуродованное тело. Он не держал зла на глупую безжалостную силу, которая уничтожила его, пытаясь присвоить не принадлежащую ей красоту. Скорее всего, ему даже не было больно. Он просто выполнял свое предназначение: во что бы то ни стало выжить и оставить потомство. Он не знал, зачем это нужно, зачем вообще Природе его жизнь, его великолепие, знала это только сама Природа. Наверное, для нее это маленькое происшествие значило не слишком много – одной бабочкой стало меньше на свете, только и всего…

Но стало меньше и на одного глупого мальчика.

Мгновения

Фиалки