Листья лофиры

Баккори Трауре остановил машину в центре Софары. В центре — значит у рыночной площади. Как и в Дженне, она сегодня пуста, и под соломенными навесами отдыхают ослы и козы… Но жизнь все равно сосредоточена у рыночной площади: едва машина остановилась, как нас тотчас окружили софарийцы; среди них были дети всех возрастов, были взрослые; как из-под земли выросли торговцы с традиционными для этих мест белыми с темным узором шерстяными шалями… Важно вышагивая, подошел к нам высокий с почти совершенно черной кожей старик в белом халате и белой чалме. Он что-то сердито сказал ребятишкам с матерчатыми сумками через плечо, и они маленькой стайкой побежали через площадь. Софарийцы расступились, пропуская старика в центр круга, — старик оказался шефом деревни.

Разговор сразу же принял деловой характер.

Да, старик в белой чалме, Умар Багаюгу — недавно выбранный шеф деревни, и все внутренние проблемы Софары он решает вместе с деревенским советом, который тоже избирается… Живет в Софаре около трех тысяч человек… Национальности?.. Самые различные. Больше всего марка; есть моей, пэль, тукулеры и даже старые наши знакомцы догоны, которые забыли почти все свои древние обычаи, кроме ритуальных танцев; живут в Софаре земледельцы бамбара, выращивающие рис и просо, живут бозо, занимающиеся здесь не только земледелием и рыболовством, но и скотоводством; и живут сомоно — люди из племени, находящемся в своеобразных взаимоотношениях с бозо: сомоно позже пришли на берега Нигера и его притоков, получили водные угодья от предков нынешних бозо и чтут их как «владык воды», в честь которых совершают особые церемониалы; немало в Софаре хауса, потомственных торговцев, и есть представители небольшого народа бобо… Мирно ли уживаются люди разных племен?..

— Мы малийцы! — гордо сказал шеф деревни, Умар Багаюгу.

Племенные распри в Софаре неизвестны. Все софарийцы, кроме родных языков, говорят на бамбара и пэль, широко распространены смешанные браки… Почти все жители — мусульмане; фетишисты есть только среди сомоно, бобо и догонов… Женщины Софары недавно создали свою организацию с выборным президентом… В деревне есть школа-шестилетка… Можно ли ее посмотреть?.. Конечно. Умар Багаюгу на наших глазах прогнал зазевавшихся ребятишек на урок.

Мы пересекли пустой двор перед комендатурой, посреди которого пышно разрослась пылающая акация, и вышли к одноэтажному, европейского типа, белому зданию. Дверь в класс была распахнута. Урок уже начался, и за некрашеным деревянным столом сидел учитель — молодой человек в темном пиджаке и темных брюках.

Умар Багаюгу сказал молодому человеку, что мы хотели посмотреть школу и поэтому он привел нас сюда. Молодой человек не возразил — мы ему мешали, но он терпеливо ждал, пока мы осмотрим школу. А нам, конечно, хотелось не только посмотреть на школу, но и поговорить с учителем, и он в конце концов вышел из класса. Со всяческими извинениями мы вступили с ним в беседу, и молодой человек терпеливо выслушал наши извинения… Когда же мы сказали ему, что приехали из России, молодой человек сначала удивленно захлопал глазами, а потом расхохотался. Теперь, в свою очередь извиняясь перед нами, он говорил, что видел французов, американцев, англичан, шведов, итальянцев, но никогда не видел русских. А на русских ему давно хотелось посмотреть, и он даже решил про себя, что если когда-нибудь попадет в Дакар, то непременно дождется там советского корабля… И вдруг — русские в Софаре!..

Восемнадцать-двадцать пар любопытных детских глаз наблюдали за странной сценой; никто не вышел из-за стола, никто не сказал ни слова; с напряженным вниманием следили мальчишки и девчонки за людьми, приход которых произвел столь неожиданное впечатление на учителя…

На стенах класса — старые карты Французской Западной Африки, откуда-то вырезанные изображения средневековых европейских замков, литография портрета Франциска Первого, написанного Клуэ; на столе учителя— учебник французского языка, учебники арифметики, истории, географии; на стене — текст конституции Республики Мали, наискось пересеченный зелено-желто-красной лентой национальных цветов. А на доске — текст урока, больше похожий на текст политической статьи: ребята переписывали в свои тетрадки страстные лозунги, призывающие народы Западной Африки к единству.

Решетин, тронув меня за плечо, показал на мальчишку, сидевшего за первой партой. Он был явно младше других, этот бритоголовый мальчишка в темном, широко распахнутом на груди халате. Откинувшись назад, он сидел, задумчиво опершись на руку, и спокойные, мудрые, чуть продолговатые глаза его глядели куда-то мимо нас. На краю стола перед мальчишкой висел матерчатый мешок, в котором он принес учебники; на столе лежала закрытая тетрадь. Мальчишка, несмотря на приход посторонних, был занят какими-то своими думами.

— Ломоносов, — сказал мне Решетин. — Ей-богу, малийский Ломоносов…

Его звали Барри Мамуду и он был по национальности пэль, этот двенадцатилетний Ломоносов из африканской деревни Софара.