Листья лофиры

Надеюсь, мне удастся кое-что узнать о суданских мечетях, а пока я присоединяюсь к товарищам и иду вместе с ними к Юсуфу Траоре, который выключает приемник и поднимается нам навстречу. Он говорит, что готов ответить на все наши вопросы и сам о многом надеется узнать у нас, но ему думается, что сначала следует осмотреть город.

— Мопти — африканская Венеция, — довольно неожиданно заявляет Юсуф Траоре и смотрит, какое это производит на нас впечатление. — Город с большим будущим, — не забывает напомнить он.

Мы принимаем предложение Юсуфа Траоре и, вместе с нашим гидом, старым учителем Мамбе Сидибе, покидаем отель. Мамбе Сидибе надел черные защитные очки в желтой роговой оправе, и вид у него сейчас внушительный и строгий. Оказывается, Юсуф Траоре некогда учился в школе у Мамбе Сидибе, и нынешнему заместителю коменданта округа и города, наверное, не раз доставалось от строгого учителя.

Жара ничуть не уменьшилась, но на нее теперь просто не нужно обращать внимания: жара спадет на несколько градусов лишь перед заходом солнца, а заход стремителен, и откладывать на вечер что-либо, кроме встреч и бесед, нельзя. Следуя за Юсуфом Траоре, мы все-таки стараемся держаться в тени акаций, чем приводим в негодование все ящеричное население Мопти.

Мы осмотрим сначала порт, потом — базар, и это правильно. Моптийский порт — основа города, а что касается африканских базаров, то они подчас кажутся мне прообразами наших краеведческих музеев. По крайней мере с туристической точки зрения они великолепно выполняют ту же функцию: посетив базар, можно составить себе весьма точное представление о хозяйстве и этнографии района.

Юсуф Траоре снова включил приемник — он несет его, как дамскую сумочку, за две ручки, — и снова слышится классическая европейская музыка, долетающая до берегов Бани бог весть из какой дали. Музыка не мешает ни разговаривать, ни смотреть; она еле слышна и придает особую неповторимую прелесть нашей неспешной прогулке по африканскому городу… Да и заместитель коменданта округа Юсуф Траоре с его любовью к классической музыке стал понятнее и ближе.

Да, Юсуф Траоре любит европейскую музыку, — он охотно признается в этом. Он любит симфоническую и оперную музыку, но, к сожалению, ему удается слушать ее только по радио.

— Все африканцы — музыканты и композиторы, — говорит нам Юсуф Траоре. — Когда-нибудь в Мали появится своя национальная симфоническая музыка, своя национальная опера.

Я рассказываю Юсуфу Траоре о первом балете, поставленном в прошлом году в Гвинее, и спрашиваю, не пишет ли Юсуф Траоре музыку.

— Для этого надо было учиться, — не без грусти отвечает он.

Река Бани открылась нам сразу — широкая, спокойная, и, как приветствие, донеслась с ее вод негромкая, но частая дробь тамтама, странно смешавшаяся с европейскими мотивами.

— Свадьба, — говорит Юсуф Траоре и показывает на большую пирогу, до отказа заполненную людьми.

Точнее — свадебный выезд. У нас в деревнях и до сих пор выезжают на заснеженную дорогу сани с бубенцами, а здесь выплывает на реку пирога, и лодочник под звуки тамтама гонит ее шестом вниз по течению.

Барабанная дробь стихла, а знакомая музыка все звучит, и, прислушиваясь к мелодии, я любуюсь рекой Бани, которую раньше видел только на географических картах, рассматриваю порт.

Берег застроен навесами — плоские крыши из плетеных матов держатся на четырех воткнутых в землю рогульках, — застроен круглыми конусообразными соломенными хижинами, которые служат временным жильем лодочникам и торговцам. Берег завален грудами мешков с зерном, рисом преимущественно; их выгрузили с пирог, а хозяева ушли куда-то по своим делам. У кромки воды берег плотно заставлен приткнувшимися к нему остроносыми пирогами, порой очень длинными, крытыми, а то и двухпалубными; говорят, нигерийские пироги — самые большие в Африке… Здесь же, на берегу, находятся и верфи; опытные мастера строят пироги из дерева кайсельдера, которое доставляют в Мопти с Берега Слоновой Кости; в готовые лодки потом втирается мазь, приготовленная из древесного угля и растительного масла.

У небольшого деревянного причала стоят металлические суда — «Турмалин» и «Амбре»; на палубах играют дети, а женщины готовят на очагах ужин.

Чуть подальше, за причалами, мужчины не спеша таскают увесистые мешки — разгружают пироги; женщины стирают и полощут белье в реке; у соломенных хижин горят очаги; всюду копошатся бесчисленные детишки, уже способные самостоятельно ползать, а самые маленькие привязаны к спинам матерей; спят на земле уставшие люди; бродят среди хижин в поисках давно уже высохшей и вытоптанной травы овцы — они в жарких курчавых шубах, выбеленных солнцем.

Короче говоря, соломенный портовый городок, своеобразная часть Мопти, живет своей обычной жизнью. Я наблюдаю, фотографирую, но, как это нередко бывает, где-то в глубине вторым потоком текут иные мысли, и мысли эти навеяны Юсуфом Траоре, идущим впереди, чуть наклонив голову в сторону маленького полупроводникового приемничка.