Листья лофиры

Если высшее счастье — быть всю жизнь при любимом деле, то примером тяжелейшей человеческой трагедии может служить обратное положение: невозможность жить, творить по призванию. Я думаю об этом потому, что Юсуф Траоре, судя по тому, что он сам сказал, музыкант по призванию, причем музыкант в нашем, современном понимании слова, всерьез мечтающий о распространении европейской музыкальной культуры среди малийцев, о создании новых жанров на основе национальных традиций. Но жизнь его сложилась так, что он не смог получить специального образования, не смог даже овладеть нотной азбукой: в Мали и начальных общеобразовательных школ до недавнего времени почти не было. И еще я думаю о счастье и несчастье потому, что на совести колонизаторов лежит и такой грех: они препятствовали раскрытию талантов африканцев; они в лучшем случае формировали необходимых им чиновников, но, лишая народы образования, губили неисчислимое количество дарований, то есть губили самое ценное, чем вообще располагают люди… Я не знаю, задумывался ли об этом Юсуф Траоре, и мне неудобно спрашивать его. Вероятно, сейчас, когда и на нем лежит ответственность за будущее страны, он вовсе не чувствует себя несчастным — он работает и борется. И все-таки жизнь его могла бы сложиться иначе. Совсем иначе…

Пироги, пироги, пироги… Мы уже давно идем по берегу, а они все стоят борт к борту, и грузчики в майках, в коротких штанах все тащат и тащат мешки с рисом на берег.

— Товары в Мопти стекаются со всех концов страны, — говорит, останавливаясь, Юсуф Траоре. — У города выгодное географическое положение.

Это — про «большое будущее» Мопти; его географическое положение действительно выгодно — при слиянии двух рек, у начала внутренней дельты; даже до железной дороги, которая доведена по Нигеру до города и порта Куликоро, сравнительно недалеко, и речной путь к нему самый удобный.

За соломенной портовой частью Мопти часть берега облицована камнем, а на набережной стоят выбеленные плосковерхие дома, крыши которых иногда обнесены сетчатыми кирпичными барьерами и превращены в террасы; возле домов высятся веерные пальмы и густокронные акации, в тени которых сидят торговцы глиняной посудой, видимо, не уместившиеся на базаре.

— Пора идти на рынок, — говорит Юсуф Траоре и смотрит на часы. — Скоро торговцы начнут расходиться.

Юсуф Траоре, не выключая приемника, ускоряет шаг, и мы, подравниваясь, идем за ним по набережной.

Каюсь, я считал себя этаким спецом по африканским базарам, благо мне довелось немало повидать их за две поездки, и дано было убедиться, что в общем они похожи друг на друга. Но тут, в Мали, все как будто создано для того, чтобы удивлять: базара, подобного моптийскому, я не видал ни в Гвинее, ни в Сенегале, ни тем более в Марокко. Еще одна своеобразная деловая часть Мопти — так его хочется определить.

Он амфитеатром раскинулся по берегам речной бухты, этот базар, и нижние ряды его образуют неизменные и окрестностях Мопти пироги, на которых приплыли сюда малийцы племени бозо — потомственные рыбаки, живущие во внутренней дельте Нигера. Привезли они, естественно, рыбу, но не отдельных рыбешек, а целые мешки вяленой и сушеной рыбы, подчас плотно упакованной для перепродажи и транспортировки в Верхнюю Вольту, Гану, на Берег Слоновой Кости… Впрочем, наряду с оптовой торговлей существует и розничная: ею занимаются, во-первых, сами рыбаки, а во-вторых — торговки-перекупщицы. Молодая малийка с большущими золотыми серьгами-подвесками и тонким золотым кольцом, продетым в нос, при нас купила у рыбаков несколько рыбешек и крупных речных раковин, завернула их в кусок плетеной циновки и, сердито сверкнув глазами на мой фотоаппарат, быстро пошла по направлению к городу.

И мы пошли по направлению к городу: там, на пологом откосе, тоже был разложен товар, но уже другого сорта. Калебасы — посуда из тыквы-горлянки — продаются на всех африканских базарах, но в Мопти, наверное, находятся крупнейшие «калебасовые ряды» Африки: буквально сотни квадратных метров рынка завалены светло-желтыми тазами самого различного размера; они и красиво разложены на земле, и свалены в кучи, и еще не распакованы: лежат, как в «авоськах», в редких сетках. А посреди этих калебасовых развалов стоят кое-где крохотные шалашики — в них живут владельцы товара, ибо за один день явно невозможно распродать такое количество посуды.

В таком же положении находятся и торговцы-оптовики, торгующие гончарными изделиями: им тоже приходится заботиться о ночлеге посреди обильно понаставленных вокруг кувшинов-гарбулетов для питьевой воды, сложенных стопками красно-белых горшков-канари, всяческих мисок и даже маленьких глиняных очагов, которые имеют форму таза с тремя рогульками внутри; между рогульками разводится огонь, а на них ставится глиняный горшок — очень удобное приспособление в домашнем хозяйстве эти очажки.