Листопад

– Но если люди смогут тебя увидеть, они поверят в тебя?

– Нет. Они увидят каждый своего единорога. А чтобы видеть меня так, как ты, нужно уметь видеть. Лучше видеть правду везде, где она есть. Но правда обо мне всегда или слишком хороша, или слишком печальна.

– Какая ещё правда?

– Сейчас – твоя… – усмехнулся единорог. – Ты настоящий.

– Настоящий? Что во мне настоящего? Я сдался, я пью с кем попало, ношу в себе страх, кланяюсь местному совету, никого не прошу меня похитить отсюда и не выезжаю из города! Я всю жизнь врал!

– Ты?

– Ты знаешь, почему в меня здесь верят? – начал злиться Лес.

– Расскажи…

– Я написал книгу.

– Знаю…

– А ты знаешь, почему? Я ушел в экспедицию, на юг, и там случился переворот. Не суть важно, как в него могут вляпаться археологи. Я с другими иностранцами три года просидел в вонючей яме в колониях, а на волю мы вышли, когда решила бежать часть недавно попавшейся банды, а заодно и пал очередной режим! Потом я шлялся с ними по этим джунглям, которые и в сказке-то не опишешь, ел с ними, воевал с ними вместе, и только через год попал в соседнюю страну! А там, с улицы попав в больницу, я снова встретил ушлого и дошлого товарища, обожавшего мистификации, который за что-то полюбил меня и поклялся, что я стану лучшей его шуткой…

– Он убит на дуэли, – сказал единорог. – И некому подтвердить, что ты лжешь.

– Да. Через два месяца после выхода нашей общей книги… Шесть лет мы прожили в относительном покое, пока писали ее. А откуда ты знаешь?

– Тебе вовсе не обязательно было рассказывать… Но ты написал книгу.

– И что?!! Я издал ее после смерти друга, чтобы мне было, чем кормиться! Я просто исполнил его волю!

– Ты написал книгу – спокойно повторил единорог. – Ты подарил людям мечту. Это главное. А был ты там или нет – неважно… Ведь все путешествия – настоящие.

Лес вздохнул. Уж кого-кого, а этого собеседника было невозможно заподозрить в тупости или непонимании. Так, может, это что-то другое, и дураком стоит очередной раз назвать себя? Жаль, что единороги не лгут.

– А разве твоя часть такая уж маленькая? Там ее не менее трети. Бытовые наблюдения, мифология, правда о находках и гробницах…

– Нет, но я присвоил себе все. А он, вдохновитель и авантюрист, умер – вздохнул Лес. – Я не скажу, что он говорил обо мне, называя своей лучшей шуткой.

Единорог ударил копытом.

– Перестань. Если бы ты был виноват, я бы сказал – виноват. Ты это знаешь. Поэтому-то ты и не боишься правды…

Лес выпалил, как мальчишка:

– Я хочу вернуть тебя миру, я верну тебя обратно! А остальные… Я уже не думаю об остальных. Я – уже с другой стороны. Я не смогу без этого!

Единорог помолчал. Передернул шкурой. Фыркнул.

– Есть выход. Можно принять меня целиком. Тогда не будет ни тебя, ни меня. Будет единорог-оборотень.

Стало тихо.

– Тогда они убьют нас быстрее, чем появятся потомки, и в этих лесах больше не будет чудес. И ты не сможешь жить как человек. А я – как только я и умею. Печаль темнее радости – Лес наблюдал, как тени скрыли единорога целиком. Остались только блики серебряной гривы.

– Есть другой выход – торопливо сказал Лес, боясь не успеть. – Я приму часть тебя. Тогда будет человек, который выполняет то, что должен делать ты. Может быть, тогда ты сможешь выйти в мир не призраком, а чудом?

– Ты человек. Тебе будет очень сложно, – раздался резкий смешок, и тени переместились, на миг открыв серебристый внимательный глаз.

– А что в этом страшного?

Единорог замер.

– Ладно, – глухо прозвенели тени. -Это глупо… Это по-человечески глупо и страшно – для тебя. Но не смешно. Попробуй. Но я не смогу тебя защитить так, как защищал своих людей прежде.

– А кем они были для тебя? – осторожно поинтересовался Лес. Мощь и красота единорога рождали мысли о вассальной зависимости и поклонении. Ему всё-таки хотелось и дальше оставаться свободным. – Рыцари? Слуги? Друзья? Рабы?

– Братья… – вздохнул единорог. – Братья и сестры. Не думай о том, чего не было.

– Прости.

– Возьми. Так лучше.

На землю мягко заструилась серебряная прядь. Лес поднял её и спрятал на груди – так было теплее.

Он уже ступил в туман, когда почувствовал, как единорог оглянулся.

– Или мне всё-таки войти внутрь тебя? Ведь без меня ты будешь беззащитен…

Лес подумал.

– Нет.

– Прими меня. Я не задохнусь. Я мудрее тебя. Я старше.

– Нет.

– Ты пытаешься решать за меня? – темная ярость вставала на дыбы, молотила небо копытами, грозилась растоптать, сокрушить, стереть в порошок. – Ты? За меня?!!

– Нет, – очень просто и тихо сказал он грозе, и ярость утихла. – Прости. Но так здесь не выжить. Поэтому за нас двоих я тоже буду решать сам.

Лес проснулся около одиннадцати.

За окном было светло и шумно. Галдели птицы, где-то лаял пёс – а на соседнем пустыре, видном из окна, дети играли в классики. Солнце, подумал он и сощурился. Почему – солнце…

Леса что-то слегка подтолкнуло. Он сам не помнил, как встал, оделся и вышел из дома.