Листвянка

Уже около месяца как молодые открыто жили вместе. Вся деревня знала об этом, но особо мозолить языки было не о чем, так как к Пашке здесь относились довольно доброжелательно, и народ воспринял это событие как само собой разумеющееся.

Полина готовилась к защите дипломной работы и большей частью просиживала за учебниками. Пашка раздобыл у Степаныча старенькую курковую двустволку и тоже допоздна задерживался на переправе.

Работы к этому времени прибавилось. Время большой воды подходило к концу, речка мелела, и вскоре готовились восстанавливать мост. Потихоньку подвозился строительный материал, складировался на берегу, Пашке дали напарника, и работали они посменно: днём были паромщиками, а ночами караулили это добро. Его уже оформили в лесхозе трактористом и начисляли зарплату. Вроде как с женой живёт.

И, уже ближе к вечеру, в один такой день подъехал участковый. Дежурил как раз Пашка. Петро оставил свой УАЗ и направился к нему.

— Живёшь, значит? — не подавая руки, процедил он.

— Живу, значит, — в тон ему ответил Пашка.

— Ну давай вези.

Не смотря друг на друга и не говоря ни слова, они переправились через речку. Участковый сошёл на берег, остановился, пристально вгляделся Пашке в лицо, словно пытаясь запомнить на всю оставшуюся жизнь, и, не оглядываясь, зашагал в деревню. Пашка проводил его обеспокоенным взглядом, но тут же взял себя в руки: «По работе, наверное».

…Полина сидела за столом, листала книгу и смотрела в окно. Во дворе уже сгущались сумерки, вдали, уцепившись за неровный край тайги, медленно опускался бронзовый закат. Пашка до утра заступил на дежурство и, наверное, опять притащит кучу уток. Полина не любила эту пахнущую рыбой живность — с детства приелась, но Павел, казалось, не замечал этого и ел с удовольствием. Она включила телевизор и прилегла на кровать. Щёлкнула калитка. Кто бы это мог быть? Наверное, Дарья Петровна. В сенях скрипнула дверь. Полина поднялась и пошла навстречу.

В дом ввалился участковый. Он был сильно пьян, в кармане синей милицейской шинели торчала горлышко бутылки.

— Здравствуй, Поля.

— Здравствуй, — не сразу нашлась она. — Тебе чего здесь надо?

— В гости пришёл. Не ждала?

— Нет, конечно. А зачем?

— Ну зачем в гости ходят? Посидеть, выпить. Вот. Он пошарил пьяной рукой, вытащил бутылку, нетвёрдой походкой прошёл к столу, поставил её. Подвинул стул, уселся рядом. Полина тревожно смотрела на изрядно поддавшего участкового.

— Петро, уходи давай. Сейчас Паша придёт. Что он скажет?..

— Не придёт, — тряханул тот головой, — я знаю.

— Ну, тогда уйду я.

Полина не знала, что ей делать и как выпроводить непрошеного гостя.

— Подожди, Полина, не уходи, — в его голосе зазвучали нотки мольбы. — Обожди. Я уйду скоро. Присядь.

Она присела на край кровати.

Участковый пошарил глазами, поднял на неё туманный взгляд, хотел что-то сказать, но поморщился, словно сожалея о чём-то, небрежно махнул рукой, взял бутылку, сделал несколько глотков и поставил обратно.

— Ну скажи, чем он лучше меня? — вдруг обиженно уставился он куда-то в пол. — Я что, урод какой-нибудь? Скажи, пожалуйста, я пойму.

Полина не знала, что ответить.

— Ну что ты молчишь? Ведь накипело уже, — яростно ткнул Петро себя в грудь.

Наклонился, схватил бутылку, сделал ещё несколько глотков.

— Приехал, видите ли, — зло прищурился он, переводя дыхание, — и всё ему как на блюдечке с голубой каёмочкой. Накося! — резко согнул он руку в локте. — Выкуси! Святоша.

Петро тяжело дышал и о чём-то думал, погрузившись в себя.

— Нравишься ты мне, Полина, — вдруг обмяк он, — и я хотел взять тебя к себе. А как всё обернулось…

— Другую возьмёшь, Петро, их у тебя много.

Он горько усмехнулся.

— Э, да что они? — махнул он. — Кроме тебя, мне никто не нужен. Да мы с тобой… да ты бы у меня…

Он начал размахивать руками, доказывая, как прекрасно они будут жить и что у них будет, если она согласится стать его, что у него в городе имеется квартира, которая давно ждёт их, они непременно переедут туда, он сразу уволится и найдёт себе другую работу, а она может спокойно сидеть дома… В порыве своей неуёмной страсти и слезливой любвеобильности он подсел к ней на край кровати и всё говорил и говорил, всё больше распаляясь и входя в раж от своей пьяной болтовни, пылких слов и признания в любви…

Полина вся сжалась и молча сидела, испуганно слушая пьяного Петра, который всё больше хмелел и молотил языком что попало, не контролируя себя.

Она хотела встать и уйти, уже не веря, что Петро оставит её в покое, но он схватил её за плечи и усадил на место:

— Сиди.

— Петро, ты что? Пусти, — стала вырываться она.

— Ты будешь моей? — дыхнул он перегаром.

— Нет! Пусти, говорю!

Петро навалился на неё, подмял под себя.

— Значит, нет? — рычал он. — Значит, ему всё, а мне ничего?

Он зажал ей ладошкой рот, надавил коленом и стал рвать одежду.

— Не-е-ет… — заламывая ей руки, хрипел он, тяжело дыша. — Не так всё просто, как ты думаешь, от меня так легко не избавишься!