Листы имажиниста (сборник)

Звонко кричу галеркою голоса ваше имя,
Повторяю его
Партером баса моего.
Вот ладоням вашим губами моими
Присосусь, пока сердце не навзничь мертво.

Вам извидя и радый, как с необитаемого острова,

Заметящий пароходного дыма струю,
Вам хотел я так много, но глыбою хлеба черствого
Принес лишь любовь людскую
Большую Мою.

Вы примите ее и стекляшками слез во взгляде

Вызвоните дни бурые, как пережженный антрацит.
Вам любовь, – как наивный ребенок любимому дяде
Свою сломанную игрушку дарит.

И внимательный дядя знает, что это

Самое дорогое ребенок дал.
Чем же он виноват, что большего
Нету,
Что для большего
Он еще мал?!

Это вашим ладоням несу мои детские вещи:

Человечью поломанную любовь и поэтику тишь.
И сердце плачет и надеждою блещет,
Как после ливня железо крыш.

Март 1918

Рассказ про глаз Люси Кусиковой

Аквариум глаза. Зрачок рыбешкой золотой.
На белом Эльбрусе глетчерная круть.
На небосклон белков зрачок луною
Стосвечной лампочкой ввернуть.

Огромный снегом занесенный площадь

И пешеход зрачка весь набекрень и ниц.
В лохани глаз белье полощет
Бархаты щек подместь бы щеткою ресниц.

Маки зрачка на бельмах волн качайся!

Мол носа расшибет прибой высоких щек!
Два гла́за пара темных вальса
Синдетиконом томности склеен зрачок.

Раскрылся портсигар сквозь вширь ресницы

Где две упругих незажженных папирос,
Глаза стаканы молока. В них распуститься
Зрачку как сахару под ураган волос.

Глаза́ страницей белой, где две кляксы

Иль паровоз в поля белков орет,
Зрачки блестят, начищенные ваксой
Зрачки вокзал в веселое вперед.

Март 1919

Однотемное разветвление

Знаю. Да. Это жизнь ваша, словно январская стужа,
Вас промерзла на улицах снегом крутящихся дней.
Вы ко мне ворвались, отирая замерзшие уши,
И присели к камину души, розовевшей теплынью своей.

И любовь мою залпом, как чашку горячего чая,

От которой всклублялись мои поцелуи, как пар,
Словно чашку горячего чая,
Выпили, не замечая,
Что угаром рыдал золотой самовар.

Обожглись и согрелись,

Ваши щеки победам
Зазвенели восточною первой зарей.
Вы согрелись.
Готовы болтать вы со мной!
Так послушайте: мне этот холод неведом,
Но порой,
Я расплавлен духотой,
Духотой.

И тогда, прогрустневший и тихозаботный,

И в Евангелье женских ресниц увлеком.
Из звенящего тела, как из чашки, пью чай мой холодный,
Неторопливо, глоток за глотком.

Этот чай утоляющий, будто нежное слово,

Этот чай цвета ваших кудрей он, и в нем
Узкой струйкою сахара – сладость былого,
И, как запах духов ваших, грезящий ром.

Декабрь 1917

Принцип импрессионизма