Лита

– Встретил. Повидал. Жива-здорова, ну и ладно. Говорит, ты ее от урфов спасла. Ее и ребенка тоже.

– Всех мы спасли, – вздохнула Лита, вспомнив тот жуткий день.

– Она несчастная какая-то, Брика наша. Только поженились, как муж ее в город ушел, на заработки вроде, только вот до сих пор не вернулся. А тут еще и урфы…

– Как ее сын? – спросила Лита.

– Маленький больно. Но женщины там хорошо о ней заботятся, она и уходить не хочет, дома-то у нас смеются над ней. Ну, что муж ушел и не возвращается.

– Пусть в Висе остается, там безопаснее, – сказал Лангур. – Ну а ты чего домой не воротился?

– Так это… – Ялу смутился. – Страшно одному воротаться. Ну как снова урфы? А Тонта… Тонта говорит: пойдем со мной Тимирилис искать, – кивнул он на Литу, – будем ей верными воинами.

Мужчины засмеялись, Тонта и Ялу захорохорились:

– А чего! Мы можем драться! Да если надо, мы…

Лита задумчиво смотрела в костер. Что за прозвище ей здесь придумали? Даже вроде как и не прозвище, а звание. Что-то связанное с ветром, с Тимирером… Надо будет все-таки попытать Лангура, пусть расскажет, что это слово означает.

Дорога до Озерного предела петляла по лесу так, будто пряха-неумеха специально запутала нитку. Несколько раз им попадались упавшие поперек дороги молодые ралуты, и Тордьен усмехался:

– Кариб тешится, проверяет нас.

Но и Тордьен, с его силой, не мог оттащить ралуту с дороги. Даже когда они брались все вместе: огромный Тордьен, сильный Лангур, жилистый Харза, тощие Тонта и Ялу и сама Лита, – поваленная ралута не двигалась. Приходилось перелезать поверху. Оказавшись впервые между веток, вдохнув их смолистый свежий запах, Лита чуть не заплакала – так остро он напомнил ей о доме, о том времени, которое навсегда потеряно, разбито, исковеркано. Когда перелезали через вторую ралуту, она сорвала веточку, заткнула ее за пояс туники. Харза заметил, нахмурился, но ничего не сказал.

На третий день они вышли к первому озеру. Было оно небольшое и почти круглое. Мужчины радостно бросились купаться, хотя день был нежаркий, по-весеннему свежий. Потом наловили рыбы, вознесли молитвы Айрус и наелись досыта жирного рыбного супа.

Бесхитростный Ялу сказал Тонте:

– Хорошо, что я с тобой пошел. В жизни так много не ел.

Мужчины засмеялись, а у Литы на глаза вдруг навернулись слезы, она притворилась, что это дым от костра попал, и поскорее отошла подальше, за деревья, тоже наскоро искупалась и долго сидела потом, кутаясь в свой плащ, пахнущий шерстью собак и коз, ралутами, домом.

– Благодатный тут край! – сказал Тордьен на следующий день.

Они шли по берегу вытянутого, как кинжал, озера, которое соединялось протокой с другим – поменьше.

– Моя жена была из озерчан. Люди тут добрые, отзывчивые, вроде как мягкие. Это им Айрус помогает, смягчает нрав. Да и урфы сюда редко захаживают – если уж только совсем не смогут по другим деревням ничего собрать.

Лита и Лангур переглянулись. Значит, в этом году Озерному пределу придется нелегко.

– Почему? – спросила Лита.

– Кто их знает? Может, рыбу не любят, а больше озерным и дать-то нечего.

И Тордьен ускорил шаг. Никто не осмелился спросить про жену, которая «была».

Лангур ухватил Литу за локоть.

– Тимирилис, мы должны хорошо подготовить Озерный предел. Убедить их драться, а не прятаться и откупаться.

Лита кивнула. Лангур не сразу отпустил ее локоть.

Озерный предел

Они смотрели на нее. Все, сколько было. Весь Озерный предел, девять деревень. Старейшины – девять женщин разных возрастов – одевались здесь в синее, но больше ничем не отличались от остальных жителей. Лита не ожидала, что они соберутся все тут, у священного озера, что захотят говорить с ними все вместе и что попросят говорить именно ее, а не Лангура. Что Солке вызовет у них почтительный трепет, что они будут кланяться ему, что сразу распознают в нем бога ветров. И теперь они стояли напротив нее и ждали. Ждали, что она докажет свое право звать их за собой, развязывать войну, нарушив привычный порядок вещей. Солке у ее ног коротко тявкнул. «О бог ветров, простора и неба, покровитель мой и защитник, легкоступный Тимирер! Помоги мне убедить их… ну, или хотя бы остаться в живых!» Лита помнила: молитва должна быть искренней, и, пожалуй, эта была самой искренней в ее жизни.

– Люди Озерного предела! – выкрикнула она, удивляясь и радуясь, что голос звучит не пискляво и не хрипло, а как надо – сильно, но без напора. – Из года в год вы платите дань жестоким урфам. Они идут через ваши земли, опустошая их, лишая вас еды и самоуважения, отбирая улов и детей. Они убивают и грабят, а мы – мы просто прячемся в подмышках у Геты и молимся, чтобы нас не нашли.

Она увидела, что Лангур усмехнулся. Подмышки Геты его так развеселили? Или что она опять сказала «мы», а не «вы»?

– Я обычная девушка. Я шла в храм Всех богов, чтобы стать жрицей, но не смогла пройти мимо, когда увидела, как урфы забирают у матери младенца, которому я накануне помогла прийти в этот мир. Боги остановили меня.