Лита

— Не знаю, она артистическая натура, ищущая. Ты точно не хочешь? А то я все съем.

— В этом я не сомневаюсь!

Он вечно голодный — брат. Брат мой…

Я звоню девушке через два дня.

— Здравствуйте. Меня зовут Алексей. Простите, что я вас беспокою. Мы встречались один раз, случайно, у моего брата, вы привезли ему коробку конфет в поликлинику.

— Очень приятно. Меня зовут Виктория. Я вас запомнила.

Я совершенно онемел. Не зная, что сказать, я спросил:

— Как ваша тетя?

— Я очень тронута, что вы позвонили осведомиться о здоровье моей тети.

Я улыбнулся про себя: у нее присутствовало чувство юмора.

— И не только…

— Я внимательно вас слушаю.

— Послезавтра в Доме кино будет премьера интересного фильма…

— Если вам не с кем идти, то я с удовольствием составлю вам компанию. Давно никуда не выходила.

— Если мы встретимся за пятнадцать минут до начала, это удобно?

— Удобно.

— Я буду одет в…

— У меня хорошая зрительная память. До встречи. До свидания.

И она повесила, не ожидая, трубку. Все это походило на деловое свидание. Но дел у меня никаких к ней не было.

Через два дня мы встретились у Дома кино. И первое, что она сказала:

— Вы очень мило выглядите, Алексей. Я вас сразу узнала!

Раскованная девушка, подумал я. Второе приятное качество. Первое было — чувство юмора.

Она была в расписной дубленке с капюшоном. Большие глаза с огромными ресницами внимательно смотрели на меня.

— Большое спасибо.

— За что? — удивилась она.

— Что вы приехали.

— Право, не за что. Я вам признательна, что вы меня вытащили из дому. Дома вечно как проходной двор.

— Я не знал, что ваши родители держат гостиницу.

Она сначала, на секунду, не поняла, потом рассмеялась.

— Нам пора заходить.

— Да-да. — Я стал искать пригласительный.

Мы разделись, и я окинул, скорее, охватил (окинул — долгое действие) ее взглядом (да и она не была «полем боя», впрочем…).

Виктория была одета в обтягивающие велюровые джинсы темно-шоколадного цвета и молочную блузку со сливочным оттенком, через которую просвечивала небольшая грудь. (Для цветоаномала, по-моему, неплохо. Не уверен, что цвета точно соответствовали словам.) Получался шоколад с молоком или молочный шоколад. Волосы были собраны сзади в хвостик и касались шеи. Она повернулась, чтобы идти. Я продолжал осматривать. При тонкой талии и хрупких плечах у нее был достаточно классный зад, рельефно выступающий, вырывающийся из бархата заточения.

— Осталось две минуты, я не люблю ходить по ногам.

Мы стали подниматься по лестнице, практически последние.

— У вас красивые джинсы, из редкой материи.

— Это подарок одной известной поэтессы.

Она продолжала подниматься наверх, а я не мог оторвать взгляда от ее… Она повернулась:

— Вы отстаете. У вас еще будет время разглядеть меня с ног до головы.

— Вы уверены? — Я всегда шел навстречу резкому и оригинальному.

— Думаю, что да, — после раздумья, прищурив большие глаза, сказала она.

Глаза и попа были уникальные.

— Почему вы уверены, что я вас рассматриваю?

— Иначе вы бы не отставали.

Меня подмывало спросить, почему поэтессы дарят ей подарки. Обычно поэты — все нищие. Но я сдержался.

Мы вошли в зал. Места были чудесные, я не люблю сидеть дальше десятого ряда. И ближе тоже. Картина называлась «Это сладкое слово — свобода». В дразнящей темноте, прорезаемой лучами проектора, который передавал световые картинки на экране, я наблюдал изредка за ней. Большие глаза внимательно смотрели на полотно. Она наклонилась и прошептала мне что-то. Я не разобрал что, заиграла громко музыка. Я только почувствовал ее коснувшееся дыхание.

Кино закончилось. На улице падал мягкий снег. Обогнув гостиницу «Пекин» («где вы гуляли или бывали, мой читатель»), мы пошли по Садовому кольцу.

— Я люблю гулять по Москве ночью, когда нет людей. Тишина. Кажется, что вся Москва — твоя.

— Я тоже, — сказал я. У нас совпадали вкусы.

— Как вам кино? — мягко спросила она.

— Оно оставило странное впечатление: и не то, чтобы «да», и не то, чтобы «нет».

Мы не спеша шли мимо американского посольства. Она вдруг с грустью взглянула на него и отвернулась.

— Вы не любите капитализм? — пошутил я.

— Вы достаточно наблюдательны. — Она не улыбнулась.

— Что так грустно?

— Как-нибудь потом, — произнесла она.

— А будет «потом»?

— Думаю, будет, все будет. Только не сразу, а…

— Я очень люблю это!

— Что?

— Когда «не сразу», когда надо долго ждать…

Она рассмеялась:

— Вы меня неправильно поняли. Я говорила совсем о другом. А это будет в уже назначенный час — ни минутой позже, ни минутой раньше. И зависит сие не от нас. Все уже написано наверху.

Она может выражаться еще туманней, чем филолог, подумал я.

— Вы проводите меня? — неожиданно спросила она.

— По-моему, я как раз в процессе этого действия.

— Спасибо за процесс. Чем вы занимаетесь, Алеша? Я знаю, что вы в институте, ваш брат говорил.

— Он мне этого не говорил.

— Что?

— Что он вам говорил.

— О, это был незначительный разговор. Почти проходной.

— А какие еще бывают разговоры?

— Основательные, полуосновательные, главные, второстепенные. Вы хотите, чтобы я все перечислила?

— Я просто дурачусь.

— Я знаю.

— Что вы знаете?

— Что вы просто дурачитесь. Мне нравится это. Итак?