Литания Демона

Блудной потенцией экстаза возбуждал соблазнительные желания, несомые насилием вуалей,

И раскрывшиеся лепестки хищно расцветали, змеям подобные, что лелеяли райские запреты.

Их стебли тянулись к чудовищным вереницам, шевелящимся в томных конвульсиях агонии, —

И возвышенное, и земное полнилось отравленными семенами жизни, которые расцветали

На деревьях, опутанных лианами черных змеиных хвостов: они лелеяли зло, обитавшее в Эдеме,

Дабы, наслаждаясь его розовыми плодами, вкушать ересь первородного греха.

* * *

Язык змеиный обласкивал цветения амброзии в бутонах зла,

Распускаясь агонией связываний, которые обтекали лепестки,

Что раскрывались навстречу лобзаньям райских нег, воспетых подчинениями.

Идиллии Эдема влекли к змеиным удовольствиям и заражали грехом

Блуждающие в сонмах розовых лепестков тела, которые, изнемогая в объятиях кнутов,

Испивали чаш отравленные нектары и нежились среди порока,

Искушенные жестокими богохульствами сада, дьяволам подобного, —

Купаясь в винном нектаре бреда, лабии вкушали кровь, как сладкое угощение.

* * *

Анафема земного опорочивала радости удовольствия, оголяя плен розог,

Хлеставших совершенную идиллию цветов, разбуженных среди хищных нег,

Когда их черное клеймо алело раной на измученных желанием телах,

Которые, корчась от экстатических утех, падали ниц перед голодными блаженствами:

Вуаль, подобно лепесткам, распускалась, развеваясь лоскутьями траурных шлейфов,

И ее мягкий ореол устилал томную сонливость сада, окруженного монстрами,

Похоть коих, обращенная к земле, поросшей змеями, ласкала их чешуйчатые хвосты.

* * *

Сады замерли в наисладчайшей пытке, когда эротическая благодать

Пронизывала своды цветущих ветвей, украшенных семенами грехов:

Обман порочными безумиями овладевал, подчиняясь раскованности грядущей смерти,

Когда рай удовольствий распускался в ядовитых и угрожающих пастях,

И цветочный аромат, рея сонмами меж их кровотечений, взвиваясь к идеалу зла,

Струил вязкие благоухания, трепещущие в нечестивых экстазах:

Они пронзали клинками томную спелость плодов, свисавших с древ познания,

И мякоть утопала в инфернальных пеленах, взбудораженных надругательством укуса.

* * *

Спелые и ядовитые фантазии розеткой приникали к яствам,

Опьяняя ласковые потоки садизма лепестками похотей своих:

Формы налившейся багровыми почками груди окунались в ласки,

Расцветая кровавым ароматом и утопая в шлейфе демонизма,

Скользнувшего складками к искусительному вздоху, полному яда.

Насилие перетекало в культ страсти, охватившей очарованием

Нагую плоть, которая измученно вожделела сладострастий,

Проникнувшись волей фантазий, что дрему будили от нег

Своими бурно-соблазнительными фантомами, чьи терпкие искусы

Трепетали в наваждениях сада и рощах его нежных, вульгарных могил.

* * *

Как продолжительный спазм, запутавшийся в терниях,

И как искус хлещущих ревнивыми истязаниями порывов,

Глубокая и черная бездна чувственности разверзлась,

Пленив хищные оскалы, дремлющие внутри опасного цветка.

Они лоснились фруктовой лозой удовольствий,

Которые обвивали пышное ложе стеблями и шипами,

И вибрация стона будоражила зрелую плоть, скользя

По коже нежного лепестка, чья уязвленная ранимость

Алела глубокой впадиной греха внутри червивой мякоти.

* * *

Клубы змеиных метаморфоз шевелились в бороздах лобзавшихся лепестков,

Которые содрогались под ласками языков: они скользили и сновали по глади плоти,

Пеленая мягкие полутона трепета и обнажая дивную эрекцию стеблей,

Клонившихся к могилам багровых щелей, что распускались в блаженных конвульсиях.

Естество коварного хвоста цвело в бутонах, дабы злом заворожить пряные искусы плода

И пленить мимолетное наслаждение жалом, вкушая его ужас, как ядовито-сладостный нектар.

Идолы растворялись в кощунственных благоуханиях, и совершенство окутывало сонмы,

Покачивая гладкими бутонами: их благоговение обволакивало храм богохульной истомы,

Расцветшей хищным зевом, как усыпанная шипами вульва, насаженная на фаллос.

* * *

Инфернальная ипостась любви, захлестнутая увечьями и одержимыми преследованиями,

Пробуждала в шлейфах райского сада ненасытную жажду, пронзенную голодом насквозь,

И, фасцинируя запреты, лелеяла грехопадения, чьи первородные соблазны

Нежились в бондаже стеблей, предавшихся плотским удовольствиям:

Насилие растекалось, словно разбухшие розовой плотью плоды, проткнутые бурей мечей,

И нега их сочила спелые брызги – вновь Эдем поражал мятежи сочных гроздьев,

Запутавшись подобно лозам в зрелых фруктах, кровоточащих упругой и жесткой кожурой.

Белые лилии плавали в невесомом эфире, как обманчивые приманки, обнажившиеся в зарослях,

Что, утекая в русла приторных миражей, кружили среди пены и бурных валов меда,

Устремившего потоки к темным берегам порочных девств, испорченных интригами,

Чьи бутоны, как лицемерные змеи, затаившие коварные нападения, прятались за добродетелью.

* * *

Вожделения розовели в расщелинах фруктов,

Как покачивающиеся головки бутонов, что колыхались

Над опьяненными экстазом веерами, и чешуйчатые хвосты,

Раскачивая их опасные игрища, увлекая в плен их порочные жажды,

Расползались к заманчивым чащам Эдема, увитым искусами.

* * *