Органчик или градоначальник с фаршированной головой – это метафорические образы безголовых правителей. История дает немало примеров, отмечает писатель, когда «люди распоряжались, вели войны и заключали трактаты, имея на плечах порожний сосуд». Для Щедрина также важна мысль о том, что «градоначальник с фаршированной головой означает не человека с фаршированной головой, но именно градоначальника, распоряжающегося судьбами многих тысяч людей». Не случайно писатель говорит о некоем «градоначальническом веществе», вытеснившем человеческое содержание. Внешне градоначальники сохраняют обычный человеческий облик, они совершают характерные для человека действия – пьют, едят, пишут законы и т. д. Но человеческое в них атрофировалось, они наполнены каким-то иным, далеким от человеческого, содержанием, которого достаточно для выполнения их главной функции – подавления. Естественно, что они представляют собой угрозу для нормальной, естественной жизни.
Все действия градоначальников совершенно фантастичны, бессмысленны и часто противоречат одно другому. Один правитель вымостил площадь, другой ее разместил, один строил город, другой его разрушает. Фердыщенко путешествовал на городской выгон, Бородавкин вел войны за просвещение, одной из целей которых было насильственное введение в употребление горчицы, Беневоленский сочинял и разбрасывал по ночам законы, Перехват-Залихватский сжег гимназию и упразднил науки и т. д. Несмотря на разнообразный характер их безумств, есть нечто общее, что лежит в основе их деятельности, – все они секут обывателей. Одни «секут абсолютно», другие «объясняют причины своей распорядительности требованиями цивилизации», а третьи «желают, чтобы обыватели во всем положились на их отвагу». Даже исторические времена в Глупове начались с крика: «Запорю!»
Завершает «Историю одного города» правление Угрюм-Бурчеева, градоначальника, наводившего ужас своей внешностью, действиями, образом жизни и названного прохвостом не только потому, что он занимал эту должность в полку, но потому, что был прохвостом «всем своим существом, всеми помыслами». Портрет его, отмечает писатель, «производит впечатление очень тяжелое».
«Градоначальническое вещество» Угрюм-Бурчеева породило «целый систематический бред». Идея «всеобщего осчастливливания» через казарменное устройство общества вылилась в разрушение старого города и построение нового, а также в стремление остановить реку. Угрюм-Бурчееву не нужно было «ни реки, ни ручья, ни пригорка – словом, ничего такого, что могло бы служить препятствием для вольной ходьбы…». Город он разрушил, но река не поддалась безумцу. Казарменное правление Угрюм-Бурчеева вбирает в себя наиболее яркие приметы реакционных, деспотических политических режимов разных стран и эпох. Образ его представляет широкое обобщение. Щедрин предупреждает: «Нет ничего опаснее, как воображение прохвоста, не сдерживаемого уздою».
Через различные образы градоначальников перед читателями предстает истинный характер российской власти, которая рано или поздно должна исчерпать себя и исчезнуть, что и показано в щедринской истории города Глупова.
Сатирическому осмеянию в книге подвергнуты не только градоначальники, но и народ в своей рабской готовности терпеть. Рассказывая о корнях происхождения жителей города Глупова, Салтыков пишет, что когда-то они именовались «головотяпами». (Они «имели привычку «тяпать» головами обо все, что бы ни встретилось на пути. Стена попадается – об стену тяпают; Богу молиться начнут – об пол тяпают».) После основания города они стали называться «глуповцами», и это название отражает их сущность. Не способные существовать самостоятельно, глуповцы долго искали себе князя и наконец нашли такого, который открыл свое правление криком «Запорю!». С этого слова и начались исторические времена в городе Глупове. С горькой иронией описаны восторги и слезы глуповцев, приветствующих очередного правителя, устраивающих бунты, посылающих ходоков, охотно выдающих зачинщиков после бунта, обрастающих шерстью и сосущих лапу от голода.
Крепостного права уже нет, а сущность отношений между народом и властью, рабское сознание людей осталось прежним. Глуповцы трепещут при любой власти, они покорно выполняют любой фантастический бред градоначальников, которому нет границ. Сатирический смех перерастает в горечь и негодование, когда заходит речь о бедственной судьбе народа, страдающего под начальственным игом и тем не менее продолжающего так жить. Терпение глуповцев бесконечно. «Мы люди привышные!.. мы претерпеть могим. Ежели нас теперича всех в кучу сложить и с четырех концов запалить – мы и тогда противного слова не молвим».