Литература для нервных

Строя «твердое» <…> определение литературы <…>, историки литературы должны были и явления исторической смены рассматривать как явления мирной преемственности, мирного и планомерного развертывания этой «сущности». Получалась стройная картина: «Ломоносов роди Державина, Державин роди Жуковского, Жуковский роди Пушкина, Пушкин роди Лермонтова».

Недвусмысленные отзывы Пушкина о своих мнимых предках (Державин – «чудак, который не знал русской грамоты», Ломоносов «имел вредное влияние на словесность») ускользали. Ускользало то, что Державин наследовал Ломоносову, только сместив его оду; что Пушкин наследовал большой форме XVIII века, сделав большой формой мелочь карамзинистов; что все они и могли-то наследовать своим предшественникам только потому, что смещали их стиль, смещали их жанры. Ускользало то, что каждое новое явление сменяло старое, и что каждое такое явление смены необычайно сложно по составу; что говорить о преемственности приходится только при явлениях школы, эпигонства, но не при явлениях литературной эволюции, принцип которой – борьба и смена. От них ускользали, далее, целиком такие явления, которые обладают исключительной динамичностью, значение которых в эволюции литературы громадно, но которые ведутся не на обычном, не на привычном литературном материале и потому не оставляют по себе достаточно внушительных статических «следов», конструкция которых выделяется настолько среди явлений предшествующей литературы, что в «учебник» не умещается. (Такова, например, «заумь», такова огромная область эпистолярной литературы XIX века; все эти явления были на необычном материале; они имеют огромное значение в литературной эволюции, но выпадают из статического определения литературного факта.)

Суть наследования так и проявляется: оттолкнувшись от того, что дано, писатели идут дальше. Если не от чего отталкиваться, движения не будет. Без поэзии XVIII века, без реформы языка, начатой Михаилом Васильевичем Ломоносовым и Гавриилом Романовичем Державиным, без борьбы двух литературных группировок, «Арзамас» и «Беседа любителей русского слова», в начале XIX века не было бы Пушкина, а без него не явился бы Гоголь… Итак, литературный процесс – с одной стороны, борьба и смена художественных явлений, а с другой – их связь друг с другом. Вновь дадим слово Тынянову, обратившись к его статье «Литературная эволюция» (1927):