Читаем Литература и котики. Для тех, кто не разучился читать полностью

Страсть к кошкам так страшна и между тем так обыкновенна; я нашел в купленных мною манускриптах описание любви к кошачьему племени, и это описание показалось мне таким занимательным, что я предлагаю извлечение. Автор — знатная дама, которая всю жизнь делала то, чего бы не должна была делать; у нее были пылкие чувства и множество ума; разговор ее блестел остроумием, и она писала не хуже мадам Севинье; в девушках и замужем носила прекрасное имя — и не слишком заботилась о его сохранении; ветренная в восемьдесят лет точно так же, как в двадцать — она горячку мыслей принимала за увлечение сердца; не щадила ни врагов, ни друзей и была способна к преданности точно так же, как к измене.

Вот ее замечания.

«Я всегда умела находить развлечения, утешающие в печали; я уже говорила о своих привязанностях, но не говорила о своих страстях, — потому что страсти увлекают, — и тот, кто предается им, теряет свое спокойствие. Напротив того, привязанности утешают нас; постоянно доставляют нам новые и даже разнообразные удовольствия; в них нет однообразия, которое ведет за собою отвращение, — обыкновенный конец всех страстей. Счастлив тот, кто обращает страсти свои на предметы незначительные; я говорю по опыту.

С самой ранней молодости я любила животных и беспокоила этой любовью всех окружающих меня; родители баловали меня, и я употребляла во зло их любовь; они непременно должны были доставать мне собак, кошек, птиц, барашков, козлят. У меня был целый зверинец, которому я отдавала все свои заботы; но и тут случилось, что случается везде; я любила одно больше другого; кошек — больше других животных, и всякой раз, как они съедали у меня чижика или щегленка, я думала, что возненавижу их, и приказывала немедленно удалить их от себя, приказывая впрочем, чтобы им не делали никакого зла; но через два или три дня кошки мои опять приходили ласкаться ко мне, и я прощала им, как любовник прощает неверность своей возлюбленной.

Любовь моя к кошкам увеличивалась со дня на день — и я не хотела уже расставаться с ними, несмотря на то, что месье Бюффон оклеветал их.

Родители мои были так добры, что прощали мне эти капризы; но, вышедши замуж, я должна была отказаться от своего зверинца, потому что муж мой мог быть вовсе не так снисходителен. Я оставила у себя одну только кошку, которую терпели только потому, что она приносила пользу в доме, истребляя многочисленных обитателей Крысополиса; в ней имели нужду и потому находили ее прекрасной. Так всегда бывает у людей.

Когда муж мой оставил меня; я снова завела у себя кошек, потому что мне необходимо было любить кого-нибудь. Любимцы мои были прекраснейшие ангорские коты; это премилые животные, веселые, чистоплотные; независимость их характера нравилась мне более всего; — собаки лижут руки, которые бьют их, кошки этого никогда не делают. Конечно, собаки служат образцом верности, защищают своего хозяина и часто издыхают с тоски по его смерти; но я предпочитаю кошек; постоянство их удивительно; многие, которые не знают их, говорят, что кошки привыкают к месту, а не к человеку. Я уверена в противном.

Часто, когда я переменяла квартиру, и друзья мои оставались еще на старой, то они, не дожидаясь, сами прибегали ко мне на новое место; этот инстинкт дает им их независимость. Ни одно животное не имеет столько прелести. Лёкен, достойный соперник Тальма, держал около себя кошек, чтобы изучать прелесть их движений. Карлен, знаменитый арлекин, брал уроки у кошек, этих самых кошек, на которых понапрасну клевещут, как будто бы они были люди. Я слышала от него самого, что все жесты, которым аплодировали на сцене, он перенял у кошек.

Посмотрите, в самом деле, на плавную походку кошки. Посмотрите, когда она бежит или прыгает. Один поэт (Гюйо Дезербье) сказал, что если кошка по какому-нибудь обстоятельству прыгает с крыши, то она летит, а не падает.

Первая страсть этих животных — есть самолюбие; их характер так похож на мой, что мне недоставало только сделаться республиканкой для совершенного сходства.

В то время, когда я восемь месяцев в году проживала в аббатстве у дяди моего аббата Р…, у меня всегда был зверинец, составленный из разных зверей; в нем, кроме лани, была еще у меня маленькая обезьяна, которую подарил мне президент Периньи, и с которой я не могла расстаться, несмотря на то, что это злое, хитрое и безобразное животное играло надо мной ужасные штуки. Одна знакомая дама говорила: „Президент Периньи, не смея подарить вам своего портрета, взамен его подарил эту обезьяну, и прекрасно достиг своей цели; не правда ли, что он похож на нее!“ И в самом деле, сходство было разительное.

Впрочем, все должно иметь конец — а фарсы Коко были бесконечны; он был замешан во всякую беду, перебил все, до чего мог достать, и сделался, наконец, бичом всего аббатства. Наконец, я почувствовала необходимость расстаться с ним и подарила его одному знакомому; но несчастное животное было так привязано ко мне, что не перенесло разлуки и издохло через неделю. Я велела воздвигнуть ему мраморный памятник.

Возвратившись в Париж, я не переставала заниматься своими кошками; их было у меня четырнадцать, и они все спали на моей постели. Я могла на просторе наблюдать их вкусы и характеры; все они были различного свойства. В кошках я заметила множество кокетства и капризов; в котах — необыкновенную учтивость, которая, будучи при наступлении революции изгнана из Франции, перешла, кажется, в котов.

Природа часто производила в них удивительные странности; один котенок родился без хвоста; другой был горбатый, третий, чудо по своей прекрасной шерсти, был настоящее чудовище по своему образованию; я заботилась о нем больше, нежели о других; и он был совершенно здоров. Однажды поднесла я его к зеркалу; он так испугался своего вида, что впал в ужаснейшие конвульсии и тут же издох. Удивительное действие страха или самолюбия.

Наконец, в доказательство того, как вредно предаваться страстям, я приведу тот день, когда вышел декрет, чтобы все дворяне выехали из Парижа немедленно. Я, спеша удалиться, уже выехала за заставу, как, вздумав приласкать своих кошек, увидела, что в огромной корзине, куда я их поместила, недостает одного кота. Тотчас велела я ехать назад в Париж, на свою бывшую квартиру, и нашла несчастного кота, который мяукал так, что у меня сердце разрывалось. Увидев меня, он перестал жаловаться и начал ласкаться ко мне. Но тут я испугалась, потому что пришло уже полтора часа сроку, назначенному для выезда; меня могли остановить, судить, казнить за эту просрочку — потому что я видела уже довольно примеров. Не медля ни минуты, я отправилась в дорогу и счастливо выбралась за город».

Перейти на страницу:

Все книги серии Искусство без купюр

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография

Изучение социокультурной истории перевода и переводческих практик открывает новые перспективы в исследовании интеллектуальных сфер прошлого. Как человек в разные эпохи осмыслял общество? Каким образом культуры взаимодействовали в процессе обмена идеями? Как формировались новые системы понятий и представлений, определявшие развитие русской культуры в Новое время? Цель настоящего издания — исследовать трансфер, адаптацию и рецепцию основных европейских политических идей в России XVIII века сквозь призму переводов общественно-политических текстов. Авторы рассматривают перевод как «лабораторию», где понятия обретали свое специфическое значение в конкретных социальных и исторических контекстах.Книга делится на три тематических блока, в которых изучаются перенос/перевод отдельных политических понятий («деспотизм», «государство», «общество», «народ», «нация» и др.); речевые практики осмысления политики («медицинский дискурс», «монархический язык»); принципы перевода отдельных основополагающих текстов и роль переводчиков в создании новой социально-политической терминологии.

Ингрид Ширле , Мария Александровна Петрова , Олег Владимирович Русаковский , Рива Арсеновна Евстифеева , Татьяна Владимировна Артемьева

Литературоведение
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное