«У нас завелся кот, — писала Тэффи дочери как о самом важном событии в своей жизни, — красавец серо-белый angora. Пристал на улице. Очень благовоспитанный, ест мало, но только очень хорошие вещи… Я довольна, что он завелся, а то я целый день одна, а так есть с кем словом перекинуться».
Такой была Надежда Александровна, и для этого кот должен был сам проявить инициативу и даже настойчивость.
Кошки были в некотором роде музами Тэффи. Когда же писательница бывала лишена кошачьего общества, то очень без него горевала.
И. В. Одоевцева в своих воспоминаниях пишет:
Мне было бы не так грустно и скучно в этом противном Биаррице, если бы у меня была кошка, — мечтательно говорит Тэффи, снова сидя со мной на террасе кафе. — С кошкой мне было бы легче. Только чем бы я стала ее кормить? Ведь я и сама живу впроголодь. А кошка ужасная привередница — той дряни, которой я питаюсь, я ей давать не посмела бы. Да она бы только фыркнула презрительно — станет она рютабагу есть! Замяукала бы, требуя печенки или рыбы. Но где их взять? Нет, лучше уж одной мучиться. Что бы я стала делать, если бы моя кошка от голода кричала?
Причина, по которой Надежда Александровна не решалась завести кошку, кому-то может показаться странной, но для писательницы все было очевидно.
Со временем ее произведения становились грустнее. В эмигрантском рассказе «Вдвоем», вспоминая неспокойную ночь в Петербурге, Тэффи писала о кошке, которая скрашивала одинокую жизнь хозяйки:
Колыхнулась портьера, звякнула на столе фарфоровая статуэтка об ножку лампы.
Кошка! Ты?
Теплая, выгибается под рукою, сует голову в широкий мягкий рукав моего платья.
Холодно? Зверь, милый, близкий. И тебе холодно! И тебя разбудила звериная предрассветная тревога, и все ты понимаешь, и страх у тебя перед тем черным, что лежит на тротуаре, одинаковый звериный, и тоска та же. Зверь близкий.
Вдвоем-то нам лучше?
А вот цитата из рассказа «День», написанного Тэффи в эмиграции:
За дверью, по темной стене отчетливо плыли ящики, а внизу, что-то неясно шевелилось.
Кошка.
Кошка смотрела человечьими глазами, испуганно и кротко.
Он хотел нагнуться, погладить, но стало больно.
— А у меня все колено болит, — сказал он и тут же вспомнил, что здесь Франция и испугался, что забыл об этом, и повторил тихонько:
— J’ai mal au genou.
Кошка шмыгнула во тьму, пропала.
Коты и кошки (в отличие от людей), по мнению Тэффи, способны на истинные чувства, и именно они могут скрасить человеческое одиночество, готовы выслушать и понять. Не даром же актер Стюарт Макмиллан говорил, что кошачье «мурлыканье массажирует душу», а Алексис Хоуп развивал эту мысль словами: «Если бы кошачье мурлыканье продавалось в таблетках, фармацевтический рынок получил бы идеальное средство против депрессии».
Ближе к концу жизни, едва сводя концы с концами, Надежда Александровна продолжала объясняться в любви некому собирательному коту: