Хемингуэй признавался: «Стоит один только раз завести кошку, и остановиться уже не получится». Они с женой Мэри так полюбили котов и кошек, что устроили им настоящий рай и баловали их до невозможности. Им было позволено все. Они даже вынуждены были пристроить к дому башню, в которой писатель мог бы уединенно заниматься творчеством, но старина Хэм передумал и отдал ее котам и кошкам.
Как же это не вязалось с имиджем Хемингуэя! Очутившись в доме писателя уже после его смерти, советский писатель К. М. Симонов был шокирован:
«В этом доме было полно кошек, несколько десятков. Говорят, Хемингуэй много с ними возился. Это как-то до удивления не подходит к нему. Трудно представить себе его с этим полчищем кошек. В моем представлении рядом с ним должны были быть не кошки, а большие собаки».
Очевидно, что, несмотря на свой брутальный имидж, Эрнест Хемингуэй был не просто кошатником поневоле, а всю жизнь по-особому относился к этим животным, видел в них символ домашнего тепла, семьи и стабильности.
И тут можно вспомнить его ранний рассказ «Кошка под дождем». И более позднее произведение «Праздник, который всегда с тобой», в котором писатель признается, что в свое время они с женой были так бедны, что «не могли позволить себе завести кошку». Тогда женой Хемингуэя была Элизабет Хедли Ричардсон, и 10 октября 1923 года у них родился сын Джон Хедли Никанор, которого родители звали Бамби. И тогда в семье появился кот по кличке Ф. Кис, ставший нянькой первого сына писателя.
Тогда еще не было людей, которых можно было бы нанять присмотреть за ребенком, и Бамби лежал в своей высокой кроватке с сеткой в обществе большого преданного кота по кличке Ф. Кис. Кто-то говорил, что оставлять кошку наедине с младенцем опасно. Самые суеверные и предубежденные говорили, что кошка может прыгнуть на ребенка и задушить. Другие говорили, что кошка может лечь на ребенка и задавить его своей тяжестью. Ф. Кис лежал рядом с Бамби в его высокой кроватке с сеткой, пристально смотрел на дверь большими желтыми глазами и никого не подпускал к малышу, когда нас не было дома, а Мари, femme de ménage[7]
, куда-нибудь выходила. Нам не нужно было никого приглашать присматривать за Бамби. За ним присматривал Ф. Кис.Добрые, мужественные души переселились в котов, подлые — в акул. Поэтому-то кошек он обожал, акулам устраивал харакири — палил в них из пулемета, специально купленного для сей цели <…> Мы позволим себе мимоходом построить крохотную критическую концепцию: прогрессивность Хемингуэя, классовая направленность его творчества ярко проявилась в прославлении бездомных пауперов-котов и в ненависти к акулам империализма.
Иосиф Бродский и его кошачье alter ego
Лауреату Нобелевской премии по литературе Иосифу Александровичу Бродскому (1940–1996) помогал жить и писать кот Миссисипи. Коты и кошки вообще были его любимыми животными. А еще Бродский обожал Венецию, а Венеция — это, как известно, кошачий город. Ее символ — крылатая кошка. И жена поэта итальянка Мария Соццани звала их домашнего кота Миссисипи и самого Иосифа котами. «Эй, коты, идите сюда!» И что характерно, тот и другой откликались немедленно.