Литература как социальный институт: Сборник работ

Таким образом, система книгоиздания в самом общем социальном смысле характеризуется не столько своим физическим объемом (хотя, конечно, и им тоже) – пространством социального взаимодействия, производимого посредством соответствующего текста, сколько функциональным многообразием форм и типов издания, конституирующих различные социальные связи и отношения, существующие только благодаря книге. Это не просто многообразие книжной культуры, предмет эстетического любования знатоков и ценителей; это прежде всего – многообразие смысловых структур социальных отношений, развитость групповой структуры общества, культивирование и рафинирование духа высококлассной специализации и творческой продуктивности, экономии социальных ресурсов, которая возможна только на основе развитой системы опосредующих социальных связей. Школьник может при необходимости сделать уроки, выучив заданное ему стихотворение по полному собранию сочинений А. С. Пушкина с таким же эффектом, как и по книжкам издательства «Малыш» или «Детская литература». Но эта симметрия невозможна в отношении самых подготовленных категорий читателей: для историка литературы или технолога нужны иные формы. Иными словами, система книгоиздания характеризуется не только степенью многообразия книгоиздательского «ассортимента» (числом названий выпущенных книг), отражающей круг вопросов, волнующих общество, не только мощностью ее, выражающейся в совокупной массе тиражей, обеспечивающих общие массивы включения в книжную культуру, но и многообразием типов издания, т. е. разнообразием читательской адресации, типов социальных групп, включенных в письменную культуру, воспроизводимую и обеспечиваемую путем издания соответствующих текстов в соответствующей форме. Именно динамика типов издания свидетельствует о характере социального воспроизводства культуры и общества в целом: идет ли речь о простом воспроизводстве структуры потребления письменной культуры, обеспечиваемом многократным переизданием текста для новых поколений, или о кумулятивном развитии, т. е. об усложнении социально-культурной структуры, расширении групповой, институциональной или ролевой номенклатуры общества, выражающихся в появлении новых форм воспроизводимого текста (расширенного комментария, текста с вариантами или, напротив, адаптированного для ускоренной социализации подрастающего поколения или включения групп и контингентов, бывших вне сферы действия данной письменной культуры, – например, иностранцев и т. п.) и передаче «старой» формы текста от прежних держателей другим группам, функционально и культурно зависящим от них.

Само по себе количество наименований уже служит хорошей характеристикой национальной книгоиздательской деятельности или какого-то периода книгоиздания, позволяя сравнивать и анализировать специфику книжного обращения в той или иной стране. Но одного этого показателя явно недостаточно, ибо большое число названий может скрывать за собой бедность коммуникативной структуры, однозначность читательской адресации. Так, например, в среднем при более высоком числе названий книг, издаваемых в СССР на всем протяжении 1930‐х гг. в сравнении с 1920‐ми, 40–45% приходилось на агитпроповскую и массовую политическую литературу, главным образом – брошюры, при сокращении и доли, и типов издаваемой художественной, философской, медицинской и даже детской литературы.