Литература как социальный институт: Сборник работ

Теоретические трудности, которые встали перед ОПОЯЗом, касались решения проблем, связанных с функционированием неинновационных систем литературного взаимодействия. Только на фоне рутинного существования литературы, снижения новых образцов в другие литературные среды, через анализ условий их признания и т. п., т. е. через описание функционирования статичной системы литературного взаимодействия разных групп, а значит, через описание смысловой рутинизации культуры, можно было определить собственные значения механизмов смыслового производства. Но здесь мы подходим к границам чисто теоретико-методологической проблематики и сталкиваемся уже с социальным контекстом функционирования знания, т. е. с особенностями или возможностями институционализации науки в модернизационной культуре.

Теоретическая задача создания целостной систематической теории литературы, сфокусированной на проблеме инновации, динамики, требовала от опоязовцев концептуального анализа опыта работы других исследователей, т. е. переинтерпретации их результатов в категориях собственно опоязовского подхода. Однако реализации такой программы противоречило понимание знания как авторитета (т. е. претензии на господствующие позиции в науке, чем отчасти грешили и сами опоязовцы, следуя общему духу модернизационной идеологии, и в чем их упрекали противники), что исключало для опоязовцев саму возможность внутринаучной кооперации и сотрудничества, использование «чужих» теорий и подходов для своих задач.

Выход к проблемам статики литературы был блокирован для ОПОЯЗа тем, что разработки этих вопросов велись их противниками. Позиция методологического индивидуализма, используемая в современной культурологии, философии и социологии, т. е. определение взаимодействия в категориях и смысловых перспективах литературных участников, была для Тынянова и Шкловского неприемлемой, поскольку ассоциировалась с принципами субъективного психологизма и его ценностными импликациями. Разработка же литературной системы как культуры (ее тематического поля) оказалась «занятой» общими эклектическими эстетическими исследованиями стиля, эпохи и т. п., с одной стороны, а с другой – вульгарным редукционистским «социологизмом», сводящим все разнообразие литературных мотиваций к экономическим или классовым интересам. Опоязовцы были вынуждены строить все сами, что и обернулось для них неразрешимыми проблемами (ср. переписку Тынянова, Шкловского, Якобсона 1928–1929 гг., например, Тынянов – Шкловскому: «Случился у нас перерыв, который случайно может оказаться концом. Во всяком случае, похоже» (1928 г.)[295]).

Некоторые разработки Тынянова и Шкловского, судя по их переписке тех лет, указывали выход, но не получили в тогдашних условиях истощающей внутривидовой борьбы соответствующего продолжения. Это относится к идее литературной группы («…один человек не пишет, пишет время, пишет школа-коллектив»[296]) и концепту «литературной личности», который должен соотноситься не столько с биографией, сколько с литературной системой в целом и стандартами литературной культуры группы. Методологически, как представляется, у Тынянова он должен иметь то же значение, что понятие социальной роли в социологии, т. е. быть кодификацией норм определенного литературного поведения, теоретически связывая инновационное действие и литературную субкультуру группы. Но эти теоретические возможности остались нереализованными.

Фактическое развитие пошло по пути все более тесного слияния с идеологическими конструкциями литературы. Литературная борьба, конкуренция за авторитет, лишившись своего теоретического ореола и смысла (иначе говоря – утратив специфичность антропологического наполнения) и будучи подведенной под общий организационный знаменатель, выродилась позднее, по выражению О. М. Фрейнденберг, в склоку («Склока – наша методология»[297]).

Таким образом, теоретические проблемы, поставленные ОПОЯЗом, остаются все еще открытыми. Склонность современного литературоведения к сравнительно простым антропологическим идеям, передаваемым соответствующей терминологией (на индивидуальном уровне предметного рассмотрения – коммуникативно-инструментальной, на холистских – структуралистской, а также органической и натурализованной метафорикой и понятиями из круга архаического наследия – миф, архетип и т. п.), отражает ценности определенной научной субкультуры, ее интенции к сохранению и консервации культуры, к какому бы недавнему времени она ни относилась.

Можно сказать, что такова функциональная роль подобной науки: обеспечивать транслирование смысловых структур. Но в этом же проявляется и зависимость ее от смыслообразующих и инновационных групп.

1988

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ТЕКСТ И СОЦИАЛЬНЫЙ КОНТЕКСТ

Б. Дубин