Но внутри этих аналогий в соответствии с характером семантической принудительности, аподиктической значимостью смыслового элемента действовали каузальные связи, выражаемые натурализованными метафорами, лежащими ниже уровня теоретического интереса и не подлежащими поэтому теоретическому контролю. Использование метафор такого рода и предметных каузальных детерминаций свидетельствовало об известном пределе теоретической рационализации, о втягивании в структуру суждения детерминационных компонентов общекультурного уровня в качестве своеобразных логических склеек, переходов, не остающихся, впрочем, безобидным нейтральным элементом рассуждения. Однако эти пределы обнаруживаются только при переходе от собственно теоретических задач к историко-эмпирической работе, т. е. на следующей типологической фазе развития школы. (Мы стремимся выявить в работе опоязовцев следы разных фаз, разных типов теоретического рассуждения, относящихся к различным стадиям их концептуального развития, но из‐за особенностей их саморефлексии и ограниченности методологического «самоотчета» могущих быть выраженными и синхронно. Речь опять-таки идет не о личных возможностях, а о социальных основаниях теоретического интереса.)
Именно натурализованные метафорические образования в условиях последующего кризиса дали те логические развороты и связи, которые обеспечили регенерирование у опоязовцев прежней идеологии литературы, рутинных (в теоретическом плане) способов историко-литературной работы, характерных для их оппонентов. В период интенсивной концептуальной работы оживает этот второй, фоновый, неконтролируемый план, поскольку он образует области значений, лежащих «по ту сторону» теоретического горизонта, и сохраняется именно в прямых ценностных декларациях их критических, а не теоретико-методологических работ. «Критик должен быть своего рода историком, но только смотрящим на современность не из прошлого, и вообще не из времени, а из актуальности как таковой. Критик отличается от историка литературы только тем, что его эмоция направлена на распознавание того, что образуется на его глазах, что еще не сложилось. Усмотреть в этом становлении признак того, что в будущем окажется историей литературы, – основное дело критика» [291]
.Нетрудно в этом высказывании увидеть ту же структуру идеологии литературы, характерную для модернизационной культуры, против которой опоязовцы так боролись. История, таким образом, оказывалась постепенно не только критерием достоверности, эмпиричности, очевидности, подкрепляющим выдвинутые теоретические положения, но и стандартом и схемой специфических детерминаций, установления логических связей и отношений принудительного, значимого порядка объяснения, техники объяснения, содержащей в себе скрытый оценочный момент качества, имплицируемого в смысловом сюжете исторической формы. Неслучайность методологического реализма, сливающего, как отмечали Ц. Тодоров[292]
, М. О. Чудакова[293] и др., логические подчинения с предметно-содержательными, а значит, сохраняющего соблазн «истинностных» высказываний, приводит к тому, что для формалистов, вопреки их собственным заявлениям, критерий эстетического прогресса скрыто присутствует в истории, в эволюции литературных форм. Эти моменты можно видеть во введении понятий «линия эволюции», «линия развития»[294] как детерминационного критерия истории литературы, которую они хотели бы описать и фиксировать. Хотя она и «изломанная» и «прерывистая», тем не менее писатель может оказаться «вне ее», «отстать», «быть преодоленным» и т. д. Отсюда, естественно, образуются и формы суждений типа «эпоха требовала», «история сделала необходимым» и проч., являющиеся уже внеэмпирическими идеологическими конструкциями, опредмеченными формами логической обязательности, что свидетельствует об утрате изначальной теоретической позиции. Разумеется, эти выражения могут встречаться и на ранних этапах работы группы, но мы их рассматриваем как элементы теоретического и логического ресурса, различные части которого имеют разнофункциональное значение, или, пользуясь ее же словами, принадлежат к разновременным линиям и пластам культуры. Существенно,