Литература как социальный институт: Сборник работ

Социологические исследования чтения, опросы покупателей в книжных магазинах, проводимые книготорговыми организациями, изучение библиотечного спроса накопили за прошедшие 15–20 лет значительный объем эмпирической информации о читательских вкусах, каналах распространения литературы в обществе и т. п. Число подобных исследований, равно как и самих исследовательских групп или даже центров, осуществляющих разработки такого рода, постоянно растет. Если два десятка лет тому назад это были преимущественно дилетантские опросы читателей педагогами, библиотекарями, позднее превратившиеся в соответствующие библиотековедческие подразделения Государственной библиотеки им. В. И. Ленина (ГБЛ) и республиканских библиотек, то теперь к ним присоединились и Институт книги при Всесоюзной книжной палате, и социологические отделы при книжных палатах в республиках, подразделения на кафедрах университетов, педвузов, библиотечных факультетов, исследователи Высшей комсомольской школы и многие другие. Масштабы ведущейся работы растут год от года, но понимание происходящих процессов в литературе, динамики читательских предпочтений, их закономерностей и т. п. продолжает оставаться столь же примитивным и убогим, что 20 лет назад.

Причиной такого положения вещей является, прежде всего, ведомственная организация прикладных гуманитарных наук. Цели, которые ставятся перед подобными подразделениями, носят чисто прагматический характер – дополнить имеющуюся государственную статистику – библиотечную, книгоиздательскую, книготорговую и т. п. – рядом показателей, способных повысить уровень управления и эффективность руководства учреждениями культуры. Вопросы теоретического плана, разработки связных концепций читательского поведения, структуры литературной системы, динамики культурных образцов и проч. не просто отодвигались в сторону, но и всячески блокировались как не имеющие практической значимости, сомнительные в методологическом и т. п. отношениях. В результате собственный концептуальный и методологический язык этих довольно широко ведущихся разработок представляет собой мешанину из литературоведческих, психологических, педагогических и социологических понятий, операциональных терминов, вкусовых суждений и определений, рутинных оценок и административных установок.

На том же уровне остается и результативность самих исследований, если не считать результатом сырую и непродуманную информацию, сводящуюся к спискам читаемых авторов и нечитаемых книг, регулярно подаваемым в соответствующие инстанции, где эти данные благополучно ложатся под сукно. Без какой-то интерпретации эти сведения не дают возможности ни понять все целое, ни выработать необходимые политические решения в этих областях. О перспективности работы можно судить хотя бы по тому, что социологи проспали книжный бум 1970‐х гг., затем – журнальный взрыв 1986–1989 гг. Несмотря на всю научную канцелярию, такого рода книжный дефицит вырос в несколько раз и достиг критической точки, а из библиотек только за 1988 г. ушло свыше 3 миллионов читателей.

Нельзя сказать, чтобы эти проблемы никем не осознавались. Необходимость принципиально новых разработок, прежде всего – парадигмального характера, была отчетливо выражена руководством сектора социологии книги и чтения ГБЛ. В то время (конец 1970‐х гг.) этот коллектив являлся головной научной организацией в области социологии чтения и обладал колоссальным преимуществом перед всеми другими подразделениями – в его распоряжении была созданная тогда же всесоюзная сеть базовых библиотек (более 300), которая позволяла регулярно снимать надежную информацию о чтении в стране. Правда, то были данные о чтении «низов», т. е. самом широком и наименее квалифицированном читателе массовых библиотек. Посетители и абоненты библиотек этого рода характеризуются минимальным диапазоном каналов получения литературы и, соответственно, выбором.

Острота исследовательских проблем была тем большей, что ряд масштабных работ, проведенных перед этим, – «Книга и чтение в жизни небольших городов» (1968–1973), «Книга и чтение в жизни советского села» (1973–1975), «Динамика чтения и читательского спроса в массовых библиотеках страны» (1976–1983) и ряд других – не привели к углублению имеющихся представлений о характере и процессах массового чтения, а лишь повторили уже полученные данные (особенно это заметно в отношении повторяющихся замеров «Динамики чтения…»). Обрушившиеся на исследователей громадные массивы информации в известной степени привели к параличу собственно аналитической работы, лишили их способности как-то ориентироваться в ней. Налицо был явный методологический и теоретический кризис, связанный с отсутствием средств интерпретации и объяснения.