Читаем Литература как социальный институт: Сборник работ полностью

К таким формам письменной фиксации и трансляции фундаментальных, неспециализированных и нормативных в своей авторитетности значений относится «широкая» пресса (газеты и журналы общего типа, где, собственно, исторически и сложились нормативные образцы массовой литературы – роман-фельетон и т. д.) и функционирующие по их подобию книжные издания, аналогичные МК по несомым ими значениям и способам их организации. Они прежде всего содержат предварительно структурированные и оцененные, «узнаваемые» и авторитетные образцы значений, интегрирующих партикуляристские способы редукции напряжений в узловых точках социокультурной структуры. Объективирующие способы представления конфликтов в них более или менее жестко («предсказуемо») связаны с деиндивидуализированными техническими средствами экспрессии и суггестии. Соответственно, «объективен» и анонимен и их адресат: в принципе это любой член общности, признающий релевантность описания и объяснения своей деятельности в неопределенно-личных формах или терминах аподиктичностного «Мы».

Вместе с тем следует отметить, что в функционирование даже и массовой печати и литературы с неизбежностью вовлечены так или иначе значимые и «понятные» для коммуникаторов и реципиентов специфические содержательные моменты, связанные с высокой культурной ценностью и авторитетностью поддерживающих ее инстанций (показательно тяготение последних к функциональным центрам социокультурной системы). Кроме того, здесь надо учесть и универсализм письма как коммуникативного средства, а также имманентную «историчность» письменного (литературного) языка, с обязательностью задающего и воспроизводящего развертыванием своих временных форм хронообразную структуру общества, культуры, личности и т. д. как «истории». Если последний момент позволяет именно средствами письменности (и литературы) наиболее адекватно выстраивать целостные, смыслозамкнутые и смыслообразные длительности («биографию», «историю» как последовательность становления или реализации идентичности), то первый дает (никогда до конца не редуцируемую) возможность специфической рефлексии по отношению к тематизируемым ценностям, их систематической кодификации, последовательной рационализации и эксплицитного контроля над их опредмечиванием.

Этими обстоятельствами, можно думать, и определяются, во-первых, границы релевантности письменных текстов даже и в форме самых «массовых» образцов. «За» этими границами более эффективным посредником становятся, вероятно, аудиовизуальные каналы с их партикуляризмом способов представления. К последним, например, относятся «наладка» смыслоприписывания в ходе самой ситуации через референцию к ее участникам, конститутивность зрительного акта и нормативность – «очевидность» – зримого, антропоморфная и «естественная» линейная перспектива и т. п. Во-вторых, с указанными же обстоятельствами связаны, можно думать, и феномены сосредоточения массовых письменных образцов прежде всего на нормативных интегрирующих значениях, что в свою очередь, как бы «задним числом», относительно стабилизирует или смягчает универсалистские, рационализирующие и дисфункциональные с точки зрения гомогенного и партикулярного сообщества потенции письма.

Апелляция к образованиям такого рода выступает моментом регрессии к фундаментальным содержательным образцам в условиях напряжений и конфликтов, вызванных появлением «формальных», универсалистских культурных посредников и, соответственно, привносимой ими конвенционализацией определений действительности, обособлением ценностных аспектов регуляции и т. п. Инструментальное использование компонентов ПК – как коммуникативного посредника либо же в качестве «прообраза» – гарантирует МК необходимую авторитетность. Со стороны же носителей ПК эта референция к ее значениям и механизмам выступает указанием на функционально центральное положение письменности и ее агентов в культуре. А это позволяет им сохранять лидерские позиции в процессах культурной диффузии, аккультурации и т. п. В частности, и среди других функций подобная возможность взаимной соотнесенности и «поддержки» образцов этих различных уровней культуры (т. е. культурной интеграции) реализуется, как можно полагать, в кино– и телеэкранизациях, инсценизациях, особенно на начальных фазах развития кино и телевидения.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Толкин
Толкин

Уже много десятилетий в самых разных странах люди всех возрастов не только с наслаждением читают произведения Джона Р. Р. Толкина, но и собираются на лесных полянах, чтобы в свое удовольствие постучать мечами, опять и опять разыгрывая великую победу Добра над Злом. И все это придумал и создал почтенный оксфордский профессор, педант и домосед, благочестивый католик. Он пришел к нам из викторианской Англии, когда никто и не слыхивал ни о каком Средиземье, а ушел в конце XX века, оставив нам в наследство это самое Средиземье густо заселенным эльфами и гномами, гоблинами и троллями, хоббитами и орками, слонами-олифантами и гордыми орлами; маг и волшебник Гэндальф стал нашим другом, как и благородный Арагорн, как и прекрасная королева эльфов Галадриэль, как, наконец, неутомимые и бесстрашные хоббиты Бильбо и Фродо. Писатели Геннадий Прашкевич и Сергей Соловьев, внимательно изучив произведения Толкина и канву его биографии, сумели создать полное жизнеописание удивительного человека, сумевшего преобразить и обогатить наш огромный мир.знак информационной продукции 16+

Геннадий Мартович Прашкевич , Сергей Владимирович Соловьев

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное