Во-вторых, из «массовости» описываемых феноменов никак не следует, что они охватывают всю социокультурную структуру. Наоборот, они характеризуют лишь один из ярусов последней. Коммуникации, культуру, поведение имеет смысл интерпретировать как массовые (точнее – «отмечено» массовые) только относительно (и наряду с зафиксированным существованием) функционально специализированных подсистем общества, институтов, выступающих в их рамках или от их имени авторитетных групп и т. п. Функциональная релевантность массового «уровня» определяется именно полнотой и дифференцированностью социокультурной системы, в пределах которой он локализуется, только и становясь «функциональным». Сказанное, в частности, относится к выделению центральных функций системы и осуществляющих их групп, институтов и т. д. и подразумевает автономизацию этих функций (и групп их носителей) друг от друга. Прежде всего, это касается обособления символических функций от нормативных и, соответственно, тех и других – от функций адаптации. Не менее важно, наконец, и то обстоятельство, что сами процессы интенсивной социальной дифференциации, обособления и автономизации центральных функций социокультурной системы (как, впрочем, и тех интересующих нас здесь аспектов взаимодействия, которые описываются понятиями «общество», «нация», «народ» и т. п.), формирование, далее, разветвленной структуры специализированных институтов и ролей (в том числе социальных институтов и культурных систем регуляции), в рамках которых осуществляется кодификация апроприируемых ими культурных значений, образцов, традиций, исторически оказались связаны с развитием письменности и становлением ПК.
В рамках оформления последней, ее средствами и по аналогии с ними были выработаны и функционально апробированы универсалистские коммуникативные посредники – специализированные «языки». Их как бы «бескачественный», автономный от содержательных моментов транслируемого культурного текста характер позволял систематически разводить (и, соответственно – эксплицитно фиксировать, упорядочивать) коммуницируемые значения, технику их фиксации, правила смыслоприписывания и модальности смыслозадавания, иначе говоря – открывал возможность рационализации этих дифференцированных аспектов и их взаимосвязей. Тем самым были созданы операциональные предпосылки автономизации и иерархизации культурных значений (слоев культуры) и, соответственно, нормативных функций социокультурной структуры, разносимых по специализированным в этом отношении институтам, группам и проч. Таким образом, культуре оказались заданы «верхний» и «нижний» ярусы (последний и был отождествлен авторитетными носителями письменной традиции с «массовым») и обеспечена возможность циркуляции культурных образцов.
Важно подчеркнуть, что конституирование области релевантности массовых феноменов (культуры, коммуникации и т. п.) было осуществлено, исходя из ценностей-значений ПК, соответственно функциональным потребностям ее носителей и с помощью ее собственных механизмов. На «массовом» уровне оказались при этом сосредоточены (в качестве неспециализированных значений) бывшие традиционными поведенческие образцы, уже тематизированные, оцененные и кодифицированные в рамках ПК, и прежде всего – литературой. Тем самым литература (и ПК в целом) выступила по отношению к «массовому» уровню (и МК, в частности) не только конституирующим, но и структурообразующим моментом, задавая однослойной совокупности гомогенных значений культурные формы (и придавая статус «культуры») через систему тематизированных в границах ПК ценностей и выработанных норм их реализации, наделенных в силу высокой значимости письма повышенной авторитетностью образца.
Более того, массовизация культурных образцов была не только авторизована носителями ПК, но и реализована в ее пределах ее же коммуникативными средствами. При этом она была осознана и использована в качестве специфического момента прогрессирующей дифференциации ПК, групп ее носителей и систем институтов, деятельность которых базировалась на ее значениях и механизмах. Собственно, лишь для подобных групп и институтов и именно в условиях интенсивной их дифференциации выработка новых, культурных оснований легитимности собственных статусов и всеобщей авторитетности, создание дифференцированных форм своей «представительской» культуры и обеспечение ее значимости для других, а соответственно, и производство интегративных значений, образцов и механизмов могли стать (и становились) проблемой и задачей[141]
.