Читаем Литература как жизнь. Том I полностью

Aftermath, или последствия, советской истории, внезапно прекратившейся, коснулись меня до того чувствительно, что я не переставал следить за всем, что напоминало weeping on the ruins, плач на руинах. Вдруг в колледже Нассау вижу объявление: будет выступать Зюганов. Вот и спрошу: правда или пустой слух о нем как сопернике Горбачева? Заранее приготовил записку на двух языках, и отправился занимать место в первом ряду, чтобы и записку сразу передать, и ни одного слова не пропустить. Наконец-то, надеялся, проверю, содержалось ли зерно истины в том, что некогда я услышал: шёл к власти, но почему-то не пришёл.

Переводчик оказался знакомым, он служил с Лисоволиком, одним из трёх партийцев, которых перестройка довела до самоубийства. Люди с неумершей совестью – на мой взгляд, хотя в оценке могу быть пристрастен: все трое пощадили меня.

Был я в числе тех, кому Александр Иванович Коровицын, Секретарь РК Киевского района (где находился ИМЛИ), разрешил, без выговора, не ездить на картошку. А когда началась перестройка, оставил пиджак на спинке кресла и выбросился из окна служебного кабинета. Были за ним «дела»? В перестройку процветать стали те, за кем дела могли быть ещё и похуже, поэтому, вероятно, спешат повернуть страницу: поведение снобов, а погибшие позора, видно, перенести не могли.

Борис Карлович Пуго, будучи Секретарем Комсомола, простил мне грехи молодости, когда я был Вице-Президентом Клуба творческой молодёжи. Согласно принятой версии, Пуго застрелился после путча, в котором участвовал.

Дмитрий Андреевич Лисоволик не наказал меня за интервью, данное американскому телевидению без официального разрешения Президиума Академии Наук, а мог по тем временам вычеркнуть из общественной жизни. Директор ИМЛИ, узнав о моём нарушении академических предписаний, взорвался. Обычно вежливый крикнул: «Дурррак! И себе, и всем нам жизнь испортил». Так оценил мой проступок бывший консультант Брежнева. А Лисоволик, отвечавший в ЦК за Америку, спокойно сказал: «Если бы вы с нами посоветовались, ваше интервью стало бы только лучше». Бывший подчиненный Дмитрия Андреевича, сопровождавший как переводчик Зюганова, мне рассказал: у себя дома Лисоволик смотрел по телевидению вечернюю программу «Новостей», крикнул «Кончено!», вышел на балкон и бросился вниз.

Пришло время зюгановского выступления. Народу полный зал. Однако ничего нового о предыстории или о ходе перестройки оратор не сказал. Упомянул Горбачева: «Пошёл со шляпой», то есть побирается. У павшего лидера, по зюгановским словам, не было ни знамени, ни партии, вот и пришлось ему промышлять в одиночку.

Неясно было, есть ли у самого Зюганова знамя и дело. Будто бы обновленная Компартия, которую он стал возглавлять, сохранила за собой старое название ради того (разъяснили мне постсоветские юристы), чтобы не лишиться недвижимой собственности, принадлежавшей партии, отрицавшей частную собственность. При Зюганове партия, по-библейски видевшая в частной собственности корень зла, свою огромную собственность сохранила, сохранив своё старое название, остальное – слова. Но глава КПРФ, выступая перед полными сочувствия перестройке американцами, не произносил названия своей партии, иначе разбежался бы зал даже в самом либеральном из либеральных колледжей.

Закончилась речь, начались вопросы. Переводчик прочитал мою записку на двух языках. А Зюганов произнёс ещё одну речь. Слушая его, я не мог понять, о чем он говорит: его ответ не имел отношения к моему вопросу. «Чего вы ожидали? – сказал сидевший рядом со мной преподаватель-американец. – Он же политик». Но это западные политики, а мы за что боролись? Получать уход от вопроса? Говорят, вы шли к власти, почему же не пришли, таков был вопрос. Отвечал же Зюганов на какой-то другой вопрос, какой, понять было невозможно. Одумавшись, я сообразил: если бы услышанное мной ещё в советское время было пустым слухом, Зюганов мог бы ответить одним словом: «Чепуха». Не ответил отрицательно, не ответил и утвердительно. Значит, дал антиответ!

Эта страница нашей истории ещё должна быть написана, когда будет изучена перестройка так, как изучена междоусобица Киевских князей, борьба Ивана Грозного с боярами, противостояние Петра и Софьи, спор «верховников» с Анной Иоановной, заговор против Павла, добровольные и насильственные отречения Романовых от престола, схватка Сталина с Троцким, Берии с Маленковым и Хрущевым, Хрущева с Брежневым, брежневцев с андроповцами. Всё будет установлено и прописано со ссылкой на источники. Горбачевская страница, отражающая коллизию за кулисами перестройки, окажется написана, когда историки выяснят, какие соперники на исходе советского режима шли к власти, почему взял верх именно тот, кто совершил перестройку и разрушил советское государство.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии