Литература мятежного века

Вот те на, а как же быть с заповедью "не хлебом единым жив человек?!". Велик в своих помыслах сей гуманист - от щедрот своих даже падшие души, то бишь "инертную массу", не отринул, а одарил пусть дешевой колбасой, да к тому же опять-таки, заметьте, дешевые одежды посулил, дабы, насытившись, смогли оные прикрыть наготу свою. Правда, Дудинцев не уточняет, как долго "инертная масса" должна наслаждаться дешевыми тряпками, вареной колбасой и овощами, зато дает власть предержащим совет, каким путем этого достичь, это "демонстрация новых (?) активных мер" и "применение власти", проще говоря, новых репрессивных и карательных мер. " тут в его советы врываются грохочущие звуки: "Необходима демонстрация новых активных мер по отношению к тем, кого аргументированно критикует пресса". Демократически мыслящий человеколюб сокрушается: "Народ (!) требует... применения власти, а сверху ее не применяют (...) у нас начальство снизу до самого верха говорит о перестройке, но не принимает активных мер..." Наконец, твердо и довольно решительно заявляет: "Я прямо скажу: говоря о гласности, меня удивляет позиция наших верхов. Мы слышим оттуда хорошие речи, но я не вижу, чтобы оттуда, с Олимпа, хоть раз была сброшена молния на кого-нибудь". Право, не хочется вспоминать, как Хрущев "сбросил молнию" на многодумную голову Дудинцева и как это ему зело не понравилось. Теперь же сам просит молний, правда, от имени народа и на чужие головы. Впрочем, не худо было бы узнать, какая такая разница между старыми и новыми активными мерами применения силы. Известно, что новое насилие ничуть не лучше старого, если не циничнее, поскольку выступает под видом истины в последней инстанции. И Дудинцеву, надо полагать, как и "инертной массе", ведомо, что самые демократичные лозунги теряют свой смысл, как только начинают внедряться в практику и общественное сознание посредством дубинок, экономической удавки и расстрелов, практикуемых "демократами".

Впрочем, не будем гадать, что ведомо, а что не ведомо высоконравственному господину Дудинцеву, коего в Ельцине привлекло "ощущение нравственного народного императива", как он умно выразился. Более того, сразу же после событий 19-21 августа 1991 года сей "инженер человеческих душ" уверял, что Ельцин "пытается вернуть в наше общественное сознание кодекс чести". " дальше: "Вокруг Ельцина, как вокруг большого кристалла чистой породы, образовалась целая, пользуясь геологическим термином, "друза" кристаллов поменьше, но построенных по тому же принципу. И сколько молодых, даже старики рядом с ним молодые".

Странного тут ничего нет. И неожиданного тоже. Так называемая творческая интеллигенция (типа Дудинцева, коих великое множество) никогда не обладала твердыми убеждениями и высокими духовными устремлениями, а посему толком не знала, что ей надо от жизни. Ее рассеянный взор блуждал в неопределенной дали, пока не упирался во что-нибудь показавшееся ей источником истины и добра, - и она, в совершенстве овладев методами первой древнейшей профессии, с воплем прислонялась к нему. Это то, что у Фейербаха называется опустошением человеческой души. Однако ж об этом речь впереди.

...Ориентация на живописание "жареных" фактов и кошмаров прошлого, стремление потрафить вкусам некоей "избранной" публики, наделенной "изысканным", "тонким" вкусом и способной по достоинству оценить "поэзию" недомолвок и иносказаний, - удел сочинителей средней руки, лишенных национальной ориентации и ярко выраженной творческой индивидуальности. При правдивости бытовых реалий, вовлеченных в орбиту повествования, подобные сочинения не поднимаются выше морали, годной для домашнего употребления (рассказы Т. Толстой и В. Попова, сочинения В. Войновича "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина", В. Нарбиковой "Равновесие света дневных и ночных звезд" и др.)- Даже в лучшем своем исполнении - это чтиво для публики с чрезвычайно "тонко организованной" нервной системой. Тут есть верно подмеченные детали, модный жаргон, но нет глубины отражения действительности и полнокровного человеческого образа. Оные сочинения отличает примитивизм мышления, - вместо серьезного анализа явлений жизни в них царит отвлеченная ассоциативность, приправленная "мудрой" усложненностью и самоцельной образностью. Несоответствие между замыслом и интеллектуально-эмоциональной тривиальностью исполнения вызывает порою комический эффект. Речь идет об оригинальничаньи и манерности в изображении литературных героев, о плохой индивидуализации, которая сводится к мелочному умничанью. Лишенные важных жизненных примет и самобытности, подобные персонажи клокочут лжестрастями, взятой на прокат мудростью. Конечно, будет несправедливо утверждать, что подобным авторам чужды сочинительские порывы. Нет, они не без известных лицедейских достоинств, а именно: способны вживаться в чужой текст, в чужую интонацию, ритм, идею. Но ни один из них не может подняться к вершинам искусства, ибо ему чужды глубокие чувства, самобытное мышление, вдохновение.