Именно поэтому о творчестве многих известных художников здесь говорится довольно лаконично, хотя иногда сей принцип смещается — и ряду писателей, равно как и крупных литературных явлений отводится значительное место.
Не нарушая внутренней логики исследования, автор обращается и к творчеству тех писателей, которые с течением времени требуют более глубокого прочтения и осмысления. Особое же внимание уделяется мастерам слова, которые выдержали испытание историей и ныне составляют золотой фонд отечественной литературы. Вместе с тем, во главу угла ставится не вчерашний день изящной словесности, а ее главные тенденции, устремленные в будущее. Разумеется, многие произведения, оставшиеся за пределами книги, заслуживают самого серьезного изучения.
Как бы то ни было, история распорядилась так, что уже ничто из духовных ценностей социалистической цивилизации не может быть предано забвению. Слишком высокую цену заплатили за них народы мира — и в первую очередь русский народ. Это — великая и святая правда, которую и сегодня приходится отстаивать в острых идеологических схватках.
По большому счету, все мы — дети мятежного и полного великих свершений века: созидающие и разрушающие, верные народным идеалам и жалкие честолюбцы, способные на ложь, предательство и преступление. Именно таким предстал современник в зеркале подлинных образцов художества.
Нет, трагическая красота минувшего столетия нетленна — ему есть чем гордиться. В предлагаемом исследовании нет ни пафосных заклинаний, ни патетики, ни пессимизма, зато есть немало горестных раздумий о судьбе российской словесности, о сущем.
Часть первая
КОРНИ И ВЕТВИ ВЕЛИКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Глава первая
КОЛОКОЛА СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Новое искусство рождается вместе с новым миром.
Исторические условия определяют художественную специфику метода. В письме К. Н. Страхову (1871 г.) Ф. М. Достоевский отмечал: «А знаете — ведь это все помещичья литература. Она сказала все, что могла сказать (великолепно у Льва Толстого). Но это в высшей степени помещичье слово было последним. Нового слова, заменяющего помещичье, еще не было, да и некогда».1 Подытоживая предшествующее развитию литературы, Достоевский предопределяет развитие нового типа литературы, подчеркивая новизну ее социального характера.
Меняющаяся жизнь оказывает сопротивление давно сложившимся художественным принципам. Л. Н. Толстой писал Н. С. Лескову в июле 1893 года: «Начал было продолжать одну художественную вещь, но, поверите ли, совестно писать про людей, которых не было и которые ничего этого не делали. Что-то не то. Форма ли эта художественная изжила, повести отживают, или я отживаю? Испытываете ли вы что-нибудь подобное?»2 Два года спустя (ноябрь 1895 года) Толстой запишет в дневнике: «Сейчас ходил гулять и ясно понял, отчего у меня не идет «Воскресение»? Ложно начато… Я понял, что надо начинать с жизни крестьян, что они — предмет, они положительное, а то — тень, то отрицательное… Народная жизнь — вот главное мерило истинности и нравственности социального бытия».3
Такой вывод привел гениального художника к необходимости совершенствовать приемы показа усложняющейся и обновляющейся реальности, а равно поиска новых изобразительных средств.
В это же время (1887 г.) В. Г. Короленко приветствовал рождение нового искусства как синтеза реализма и романтизма: «Исторический процесс, смысл и настоящая окраска которого пока еще не выступили ясно… требует жертв в виде отдельных художественных индивидуальностей для создания нового и… лучшего, более высокого типа и жизни и самого искусства»4, «открыть значение личности на почве значения массы — вот задача нового искусства»5. Приведем еще одно мнение. А. П. Чехов говорил Максиму Горькому: «Чувствую, что теперь нужно писать не так, не о том, а как-то иначе, о чем-то другом, для кого-то другого, строгого и честного»6. В результате глубоких раздумий он пришел к выводу: «За новыми формами в литературе всегда следуют новые формы жизни (предвозвестники)…»7
Передовые идеи XIX века привели многих крупнейших писателей Европы и России (Э. Золя, А. Франс, З. Верхарн, Д. Лондон, Б. Шоу, Г. Уэллс, Э. Синклер, Г. Ибсен, Р. Роллан, В. Короленко, Н. Гарин-Михайловский и другие) к необходимости пересмотра своих мировоззренческих убеждений. Генрик Ибсен писал в августе 1890 года: «Я, поставив себе главной задачей всей своей жизни изображать характеры и судьбу людей, приходил при разработке некоторых вопросов, бессознательно и совершенно не стремясь к этому, к тем же выводам, к каким приходили социал-демократические философы путем научных исследований».8 Пять лет спустя Ромен Роллан запишет в своем дневнике 28 сентября 1895 года: «Если есть какая-нибудь надежда избегнуть гибели, которая угрожает современной Европе, ее обществу, ее искусству, то надежда эта заключается в социализме. Только в нем усматриваю я начало жизни».9