Литература русского зарубежья (1920-1990): учебное пособие

Образом Марии утверждается в произведении культ любви. «В любви Мария была, мне кажется, истинной избранницей. Знаешь ли, какая мысль приходит теперь мне часто в голову? Думаю я так: инстинкту размножения неизменно подчинено все живущее, растущее и движущееся в мире, от клеточки до Наполеона и Юлия Цезаря, но только человеку, этому цвету, перлу и завершению творения, ниспосылается полностью великий таинственный дар любви. Но посылается совсем не так уж часто, как это мы думаем» (V, 443). Глава с изложением авторской философии любви («Трактат о любви») занимает срединное положение, располагаясь седьмой по счету среди тринадцати глав повести. Смысл этой философии заключается в том, что настоящая любовь, которая «сильнее смерти», – это редкость и дар, требующий восхождения по «лестнице с бесконечным числом ступенек, ведущих от влажной, темной, жирной земли вверх, к вечному небу и еще выше» (V, 444). Дар любви предполагает «священное служение женскому началу». И Мария, созданная для такой любви, пришлась не ко времени: ей нужно было родиться или в золотой век человечества, или через несколько столетий после современной эпохи. И не случайно Мария называет героя «Мишикой» – медведем, подчеркивая близость имени любимого животному, которое она обожает, ее чувство по сравнению с его любовью – крылато («…Я сказал бы, что у нее были за плечами два белоснежных, длинных лебединых крыла…»). Он остро переживает ее духовное превосходство. Дар любви Марии проявляется в том, что она предупредительна и нежна, догадлива и щедра, скромна и искренна. «Она была в любви так радостна, она любила жизнь, и такая естественная теплая доброта ко всему живущему исходила из нее золотыми лучами» (V, 445). В то же время именно Мишика пробуждает в ней этот дар. Мария признается ему: «Теперь мне кажется, что я нашла и себя, и тебя, и ту вечную любовь, о которой мечтают все влюбленные, но которая из миллионов людей дается только одной паре» (V, 446). Именно в этой главе вновь возникает мотив «колеса времени», которое не остановишь и не повернешь обратно.

Глава восьмая «Мадам Дюран» начинается словами: «Все течет во времени, и ко многому привыкаешь понемногу, незаметно для самого себя» (V, 447). Категория времени, вынесенная и в заглавие повести, заключает в себе важный для всего произведения смысл необратимости и быстротечности времени, его власти над человеком. И привычка, о которой идет речь в тексте, с одной стороны, свидетельствует о гармонии во взаимоотношениях героев и желанной близости [«…Нередко мы замечали, что наши мысли идут параллельно; часто мы произносили одновременно одно и то же слово; привычки и вкусы становились общими» (V, 447)], с другой стороны, именно привычка губительна для любви. В то же время Мария по-прежнему остается загадкой для героя. «Я… мало знал о Марии, но сама обыденная жизнь открывала мне изредка новые черты в ее загадочном существовании и в ее прекрасной душе – свободной, чистой, гордой и доброй, хотя я и до сих пор не понимаю: была ли эта душа пламенной или холодной?..» (V, 447). И о своем прошлом Мария рассказывает ему не сразу, а спустя некоторое время. Пригласив к себе в дом, она вынуждена назвать свое имя – госпожа Дюран, которое оказывается лишь ее nom de querre (прозвищем), так как не хочет своим образом жизни, которым дорожит, компрометировать родовое старое и очень почетное имя своего прадеда – «великого адмирала». Мария приоткрывает завесу над своим прошлым: когда она была «почти девочкой», ее «связали» с человеком, который был старше ее и которого она не любила. Через неделю она сбежала от него.

В главах «Павлин» и «Фламинго» через описание дома Марии подробнее раскрывается ее характер, повседневные занятия и привычки. Герой узнает, что Мария – искусная вышивальщица. Его поражает вид «необычайной величины великолепного павлина, распустившего свой блистательный хвост», оказавшегося «изумительной вышивкой на светло-оранжевом штофе зелеными и синими шелками всевозможных тонов, нежнейших оттенков и поразительных переходов из цвета в цвет» (V, 453). Это было настоящее волшебство, подлинное художественное творчество. Мария готова подарить павлина своему «любимому Мишике»: «…Мой славный бурый медведь! Я от всей души, от всего преданного сердца повторяю эти слова испанского гостеприимства. Этот дом твой, и все, что в нем, – твое: и павлин твой, и я твоя, и все мое время – твое, и все мои заботы – о тебе» (V, 455). Такая самоотверженная любовь Марии становится своего рода испытанием для героя. И если первое впечатление, произведенное героем на Марию, было одно – «Вот чудесный большой зверь для приручения», то потом этот «добрый зверь» стал ее господином. В то же время, хотя и ввела Мария любимого в свой дом, и готова разделить этот дом с ним, предлагая выпить за новоселье, но такой брак с ним для нее невозможен («Только не это» – отвечает она на предложение Мишики выпить за их брак).