Литературная черта оседлости. От Гоголя до Бабеля

Кажется, что рассказчик здесь говорит голосом еврейского торговца, который лишился рассудка из-за внезапного превращения товара в груду мертвых тел. Более того, то, что в качестве валюты упоминаются не украинские деньги, а библейские шекели, переносит эту сделку во вневременное Царство Израилево, где предполагаемым покупателем является Бог (вспомним стихотворение Маркиша 1917 года, в котором были такие строки: «Купи мою голову за грошик»). Еврейский обычай запрещает считать людей по головам, поскольку такой счет по жизненно важным органам приравнивает их к скоту. Также призыв из этого отрывка поэмы пересчитать головы отсылает читателя к истории из Библии, когда царь Давид велел Иоаву провести перепись народа Израиля, и Бог в наказание наслал на евреев моровую язву, погубившую 70 тысяч человек (2 Цар. 24; 1 Пар. 21). Вопрос о том, как правильно вести подсчет людей, является в иудаизме дискуссионным, но обычно считают по второстепенным частям тела, предметам одежды или полушекелям. В «Куче» Маркиша мы видим гротескную пародию на эту систему подсчета: Богу предлагаются головы по шекелю за штуку.

Библейские денежные единицы (шекели), упоминаемые Маркишем в одном ряду с головами, дополнили арсенал поэтических средств, использовавшихся для описания денег. После большевистской революции с деньгами возникла путаница, которая с течением времени становилась только сильней. Перенесемся, например, в Киев, который в мае 1920 года на пять недель захватили поляки. Вот что пишет об обмене советских денег в Киеве после прихода добровольцев летом 1919 г. А. Б. Гольденвейзер:

«Керенки», «украинки» и «Советские» шли совершенно наравне. Фавором пользовались «царские», которые почти не обращались на рынке. «Советские» были даже предпочтительнее, т. к. среди «керенок» и особенно украинских 50-рублевок было много фальшивых и рваных. Перед приходом добровольцев появился лаж (т. е. за них стали давать выше номинала деньгами других типов. – М. В.) на керенки и украинки; курс советских пал. А вскоре после переворота советские деньги были аннулированы особым приказом и большая масса населения, снабженная главным образом этими деньгами, оказалась в весьма тяжелом положении, что вызвало смятение и неудовольство новой властью.

Для посетителей базаров и ярмарок, знакомых с различными языками, на которых велась торговля в XIX веке, сумятица, связанная с постоянно меняющими свою ценность валютами разных правительств, физически олицетворяла хаос, вызванный революцией и Гражданской войной. Непонятно чего стоящие денежные единицы враждующих между собой армий ввергли рынок в коммуникационный кризис, ставший отражением всего того, что происходило в политике.

Низведя сваленные в груду тела до подлежащего продаже на небо мяса, Маркиш заходит в своей десакрализации еще дальше и сравнивает эту кучу с публичным домом. В еврейской литургии Бог часто метафорически называется женихом еврейского народа. Здесь евреев, как проституток, может купить любой бог, какой захочет:

Аллах! Христос! Всемогущий! Кто еще? – Заходи сюда, странник,
заблудившийся пилигрим,
заходите сюда, потерявшие путь, это публичный дом!
От всего мира, от всех земель и небес
царицей над всеми горами, куча, я короную тебя!..

Allah! Kristos! Shaday! Ver nokh? – Aher, farbaygeyer,
farfi rte pilgrimen,
aher, farblondzhete, s’iz a beys-zoyne!
Fun gor der velt, fun erdn un fun himlen,
far malke iber ale berg vel ikh dikh, kupe, kroynen!..

[Markish 1922: sec. 8].

Боги и люди призываются для того, чтобы почтить жертв и осквернить их еще сильнее. Куча, которая уже находится на пересечении вертикальной и горизонтальной осей Маркиша, становится высшей жертвой – альтернативным божеством (или антибожеством), соперничающим со всеми прочими религиями. Подвергнув кучу различным формам осквернения, поэт в итоге распинает ее: