Литературная Газета 6254 ( № 50 2009)

С его творчеством я познакомился ещё будучи студентом. С. Тумуров тогда учился в аспирантуре. Чтобы обеспечить себе сносное бытовое существование, весной, летом и осенью он подметал, а зимой – скрёб дворницким движком многие и многие километры Тверских-Ямских улиц. Вечерами допоздна засиживался в Ленинке. Уже тогда из его стихотворений произрастал причудливый и вместе с тем простой и человечный образ Москвы, увиденной восточными глазами. Церковь Большого Вознесения у Никитских ворот вместе с колокольным вздохом ассоциируется у него с кукушкой из японского хокку, солнце греет на суку место для озябшего ворона, а галдящие итальянские туристы в Александровском саду смахивают на грачей.

Доведённый до японской лапидарности стиль позволяет ему предельно ясно и проникновенно сказать о самом наболевшем, например – о глобальном одиночестве в толпе обитателей мегаполиса:

В вагоне метро

о Робинзоне Крузо

мальчишка читает,

прижатый в углу.

Вернувшись в родную Буря­тию, Тумуров не торопился с выпуском своих книг. Сборники и публикации были впереди. Времена пришли диковатые, удушающие, много утекло воды, много потеряно было друзей. С особой горечью вспоминается о безвременной утрате нашего общего доброго друга, талант­ливого синолога из Улан-Удэ Геннадия Дагданова:

Давно уж друга нет –

минуло тридцать лет.

За окном снежинки –

снег идёт…

И я седой:

на стене, у окна –

в памяти моей

«Дровосек с вязанкой

хвороста».

В последнее время Тумуров стремится расширять горизонты своего творчества. Он частый гость научных и культурных встреч в Монголии, Корее, Калмыкии. В числе главных приоритетов – неразрывная связь его края с Россией, залогом этого он видит возникновение так называемого «белого буддизма», который, по его мнению, способен противостоять любому натиску извне. Сегодня, когда центробежные выплески и тенденции ещё только грозно маячат на дальних рубежах огромной страны, очень важно понимать, что там, на периферии, немало людей, чувствующих наше глубокое, сродственное единство:

И повдоль покатых берегов

Тверской-Ямской глуши –

На подвесном мосту

через Свиягу,

Отражая звёзды,

Сквозь туман

Слеза стекает, –

Стекает время мамы…

Мосты по природе своей призваны соединять людей. А образ мамы, появляющийся в конце, недвусмысленно отсылает читателя к несколько подзабытому, но дорогому для всех нас символу большой семьи народов.

Сергей КАЗНАЧЕЕВ

Лебединая песня

Многоязыкая лира России

Лебединая песня

ПРОЗА КАЛМЫКИИ

Посвящается Леониду Гаврилину

Валерий ПРОКОПЕНКО

Давно степь не видела такой трагедии. Стремительный бег огромного стада сайгаков внезапно прервался. Водная лента недавно проложенного канала отрезала их путь к зелёным пастбищам, на которых можно было бы выжить в знойное лето. Остановка была столь резкой, что началась давка. И маслом, подлитым в огонь для паники пугливых животных, стало улюлюканье людей и рёв сирен автомобилей, оказавшихся поблизости…

Страшная сила подхватила сайгачонка, закрутила, понесла неведомо куда и неожиданно бросила в мутную воду канала. Его мать на берегу рухнула под копытами обезумевшего стада, которое искало спасения.

Всё дальше уносил поток сайгачонка. Но не разделил он участь тысяч своих собратьев – утонувших, затоптанных, заблудившихся в степи и погибших с голоду без матерей. Помощь пришла от мальчишки из ближайшего посёлка. «Ещё живой», – радостно воскликнул он, осторожно передавая свой «улов» на берег.

Несколько дней возился Слава, чтобы поднять на ноги сайгачонка. Стоя на трясущихся тоненьких ножках, тот по-детски чмокал губами, высасывая молоко из бутылочки, напоминая беспомощного маленького ребёнка. И когда решили дать ему кличку, мнение всех было единодушным – Малыш.

Слава со временем перестал привязывать его, и Малыш провожал своего хозяина до магазина или до школы, где у командира «зелёного патруля», несмотря на каникулы, дел хватало.