Литературная Газета 6320 ( № 16 2011)

Такой же ветер встретил в конце ноября 1920 года Виталия Ивановича и всех добровольцев. После поражения в Таврии, сдачи Перекопа и ускоренного марша на Севастополь, чтобы оторваться от красных и провести без потерь эвакуацию, моральных сил для жизни не осталось. Корпусу отвели поле на берегу речки Буюк-даре, и на голой земле стали располагаться полки и дивизии. Некоторые ложились на землю и не хотели вставать, чтобы сильнее промёрзнуть и умереть. Кутепов издал первый приказ: строить лагерь, а тех, кто хочет умереть, считать дезертирами и расстреливать. Кутепов был диктатором. Но он спас корпус. О генерале Кутепове я потом написал книгу, и там описано в подробностях, как строили полковые церкви, полковые городки, как оживала воля. В Галлиполи было устроено много такого, что потом потрясало воображение: гимназии, театр, журналы, хоры, футбольная команда, которая обыграла английских военных моряков, а главное – был восстановлен боевой дух, проводились учения и смотры. В прошлом году в Галлиполи Центр русской славы Андрея Первозванного восстановил там памятник русским воинам. Я тоже принимал в этой работе участие.

Потом дед вернулся в Советскую Россию, стал горным инженером, участником индустриализации. После Гражданской и разложения государства он стал сторонником сильного государства. Может быть, поэтому я потом написал биографию Сталина… Да, у меня и отец был лауреатом Сталинской премии за открытия в области взрывобезопасности. Вот так от белых – к великому вождю. И это естественно.

– Говорят, вы заведовали родильным домом?

– Заведовал, это правда. Я имею в виду редакцию по работе с молодыми авторами издательства «Молодая гвардия», где я несколько лет был заведующим. В СССР уделялось большое внимание поддержке молодой творческой интеллигенции. Назову имена некоторых литераторов, книги которых мы опубликовали: Вячеслав Казакевич, Пётр Паламарчук, Михаил Попов, Светлана Алексиевич, Татьяна Толстая, Тимур Кибиров, Марина Кретова, Ярослав Шипов (он стал потом священником), Алексей Парщиков, Александр Брежнев, Нина Горланова, Валерий Кальпиди, Павел Горелов, Иван Панкеев, Владимир Бутромеев, Юрий Никитин, Данил Корецкий, Александр Трапезников, Николай Соловьёв… Тогда в стране было всего два таких «родильных дома» – в «Молодой гвардии» и в «Современнике», а в Союзе писателей СССР была Комиссия по работе с молодыми литераторами, проводились всесоюзные совещания молодых писателей. В общем, культурная политика государства была гораздо более выразительна, нежели сегодня.

– Вспоминаете свою работу на Центральном телевидении?

– О, это незабываемая эпопея! В ноябре 1989 года меня неожиданно пригласил Михаил Фёдорович Ненашев, недавно назначенный председателем Гостелерадио СССР, и предложил стать главным редактором главной редакции литературно-драматических программ. Чтобы описать ситуацию в Останкине, напомню атмосферу того времени. Так, утром звонит Ненашеву А. Яковлев и рекомендует: «Надо побольше давать рока в молодёжных и культурных программах, больше свободы!» Через полчаса звонит Е. Лигачёв: «Надо давать побольше народной музыки, русской классики!» Оба – члены Политбюро, соратники Горбачёва. Словом – раздрай, сотрудники занимают полярно противоположные позиции, обостряется до предела вечная борьба «западников» и «патриотов».

Выгодно от большинства главных редакций отличалась молодёжная, которой руководил Эдуард Сагалаев. Её особенность была в том, что там были молодые и образованные кадры. Они создали программу «Взгляд». Она стала яркой страницей в борьбе за демократизацию в СССР. «Взгляд» стал своеобразным тараном, которым крушили старые советские порядки и, к сожалению, разрушали страну, которая держалась этими порядками. Один из той команды, Александр Любимов, сын полковника внешней разведки, потом с горечью признался, что в их планы никак не входило разрушение СССР, что они боролись совсем за другое.

Я тоже боролся «за другое». Правая рука Ненашева, Пётр Николаевич Решетов, первый зампред, с которым у меня сложились товарищеские отношения, тонко уловил это «другое». В моей редакции делалась двухчасовая программа «Слово», посвящённая культурной жизни. Она во многом противостояла «Взгляду», так, во всяком случае, считало останкинское общественное мнение. Я тоже считаю, что противостояла, но только в одном – я не «трогал» государство. Для меня это было табу.

Если говорить о советском телевидении, то оно не было самостоятельной политической силой и вовсе не несколько молодых людей привели страну к страшному кризису. Но, конечно, оно – это огромное культурное явление, значение которого мы осознаём всё острее. Да и вся советская культурная политика…