«После того, милостивая государыня, как вы дали мне разрешение писать к вам, я, взявшись за перо, столь же взволнован, как если бы был в вашем присутствии. Мне так много надо высказать, и чем больше я об этом думаю, тем более грустные и безнадежные мысли приходят мне в голову. Я изложу их вам, – вполне чистосердечно и подробно, умоляя вас проявить терпение и особенно снисходительность». В письме он, в частности, рассказывает о том, как он надеялся получить согласие на своё предложение весной 1829года, как он уехал на Кавказ – «непроизвольная тоска гнала меня из Москвы», о своём отчаянии при возвращении и о том, как он смотрит на будущую совместную жизнь с её дочерью.
В этом письме он вспоминает о том, как он увидел Наталью: «Когда я увидел её в первый раз, красоту её едва начинали замечать в свете».
«Устраняя напускной цинизм»
Многочисленные биографы поэта утверждают, что это произошло в конце 1828– начале 1829года, основываясь на словах А.П. Араповой, дочери Натальи Николаевны от второго брака, опубликованных в 1907году: «Н.Н. Гончаровой [она родилась в августе 1812года] только минуло 16лет, когда она впервые встретилась с Пушкиным на балу в Москве. В белом воздушном платье, с золотым обручем на голове, она в этот знаменательный вечер поражала всех своей классической, царственной красотой. Александр Сергеевич не мог оторвать от неё глаз». Как видим, восторженное описание А.П. Араповой (чьи мемуары, заметим, вообще вызывают сомнение в их правдоподобии) никак не соответствует свидетельству самого Пушкина: «…красоту её едва начинали замечать в свете».
Не менее удивительны так называемые «воспоминания», на которые также опираются биографы. Они принадлежат сыну друга Пушкина князя П.А.Вяземского Павлу, которому тогда было восемь лет: «Пушкин поражён был красотой Н.Н.Гончаровой с зимы 1828–1829года… Холостая жизнь и несоответствующее летам положение в свете надоели Пушкину с зимы 1828–1829г.» Он заканчивает следующими рассуждениями, которые вызывают по меньшей мере удивление: «Устраняя напускной цинизм самого Пушкина и судя по-человечески, следует полагать, что Пушкин влюбился не на шутку около начала 1829года». Почему надо было устранять цинизм Пушкина и судить по-человечески при определении времени, когда поэт влюбился в Наталью?
Несмотря ни на что, биографы принимают на веру именно эти «воспоминания». При рассмотрении этой детали биографии поэта естественно было бы обратиться к современникам. Так, подруга Натальи ещё с молодых лет – она была на год старше её – княгиня Екатерина Долгорукая, дочь археографа, хорошего знакомого Пушкина А.Ф.Малиновского, часто встречавшаяся с ней в молодости, говорила о Пушкине и Наталье: «Увидел он её в первый раз у Йогеля на бале около 1826».
Балы считались совершенно необходимыми для достижения положения в свете:
Евгений Онегин
Легко мазурку танцовал,
И кланялся непринужденно;
Чего ж вам больше? Свет решил,
Что он умён и очень мил.
(ПСС, VI, гл. I, IV)
Обучение танцам начиналось очень рано, с пяти-шести лет, и неукоснительно продолжалось в течение примерно десяти лет. Обыкновением было устраивать балы для детей, где они могли показать, чему научились, и получить первые опыты поведения в обществе. Балы эти часто устраивались известными танцмейстерами, снимавшими большие залы. На детские балы приглашались родители и их знакомые, и дети могли потанцевать с «настоящими» партнёрами и потренироваться в знании бального этикета и умении поддержать разговор.
Старшая сестра Пушкина Ольга вспоминала, что брата возили на уроки танцев в дома родственников и великосветских знакомых Трубецких, Сушковых, Бутурлиных, а также на балы самого известного московского танцмейстера Петра Йогеля.
«У Йогеля на бале»