Литературная Газета 6325 ( № 21 2011)

Работа Г.Н. Белинского как врача, кстати, единственного на весь уезд, носила характер самоотверженный, подчас подвижнический. «Природный ум и доступное по времени образование, – вспоминает близкий семье Д. Иванов, – естественно, ставили его выше малограмотного провинциального общества. Совершенно чуждый его предрассудков, притом склонный к остротам и насмешке, он открыто высказывал всем и каждому в глаза свои мнения и о людях и о предметах, о которых им и подумать было страшно. В религиозных убеждениях Григорий Никифорович пользовался репутацией Аммоса Фёдоровича, с тою только разницею, что не один городничий, но и всё грамотное население города и уезда обвиняло Григория Никифоровича в неверии в Христа, нехождении в церковь, в чтении Вольтера, Эккартсгаузена, Юнга, любимых писателей Григория Никифоровича». А жить и работать этот человек должен был в провинциальной среде – тёмной и жестокой. И по роду службы он вовлекался в дела страшные и тёмные. «На Виссариона, – вспоминает тот же Д. Иванов, – сильно действовали рассказы отца и городские слухи о разных проделках чинов полиции. Его сильно возмущала тирания помещиков с крепостными людьми». В 1832 году уже из Москвы Белинский писал брату Константину: «При всей откровенности и благородстве характера, при добром сердце он (отец. – Н.С.) страждет страшным недугом – подозрительностью… Он не верит ни честности женщины, ни добросовестности мужчин».

Виссарион был сыном своего отца. Всё это – и философский склад ума, и самостоятельность суждений, и откровенность характера – имело свои истоки. Но ещё очень молодым жёсткое отцовское имя – Белынский – Виссарион Григорьевич смягчил на Белинский, одновременно и сохранив имя – связав и как бы приняв новое. Смягчил, как оказалось, почти символически: на место отцовской мрачной подозрительности и неверия пришла страстная вера в людей, питавшая душу борца.

При всей сложности и внутренней неустроенности (у отца и матери – женщины доброй и радушной, но грубой и вспыльчивой, к тому же полуграмотной – лада не было) внешне семья жила не так уж плохо: большой, в семь комнат, типа усадьбы дом, несколько человек крепостной прислуги. Культура книги в доме прививалась всем детям. Детская. Здесь по-особому смотришь на всё – особенно на книги, Белинским-мальчиком читавшиеся.

Впоследствии Некрасов в поэме «Белинский» писал о его детстве:

Процесс развития – в России

Не чуждый многим – проходя,

Книжонки дельные, пустые

Читало с жадностью дитя,

Притом, как водится, украдкой…

Тоска мечтательности сладкой

Им овладела с малых лет…

Какой прозаик иль поэт

Помог душе его развиться,

К добру и славе прилепиться –

Не знаю я…

Мы знаем, какие «прозаики» и «поэты» помогали «душе его развиться». «Дельными» были и книги Карамзина, и «Робинзон Крузо», и «Детское чтение» Новико́ва. Недаром позднее Белинский в критическом отзыве о «Новой библиотеке для воспитания» П. Редкина писал: «Бедные дети! Мы были счастливее вас, мы имели «Детское чтение» Новикóва». Действительно, энциклопедически разнообразный журнал «Детское чтение для сердца и разума» был одним из примечательных изданий великого русского просветителя Н.И. Новикóва. Но и с «пустыми» книжками не всё так просто. Опять-таки все мы помним хрестоматийные некрасовские же строки:

…Когда мужик не Блюхера

И не милорда глупого –

Белинского и Гоголя

с базара понесёт?